style="font-size:15px;"> Хвостов Д.И. Полное собрание стихотворений. СПб., 1817. Ч. II. С. 229–230. В оригинале: «Qui Bavim non odit, amet tua carmina Maevi».
9
За исключением, может быть, двух строчек из стихотворения одного из будущих куртуазных маньеристов: «Кто насрал в мои ботинки? Это Будда Гаутама». Но разве могут эти деланные вирши сравняться с природной стихией ужасной поэзии? Надо различать непреднамеренно чудовищное («le sublime de la bêtise», как писал Вильгельм Карлович Кюхельбекер) от намеренно гадкого. Об эстетических степенях дурного говорится в предисловии умных составителей знаменитой антологии плохой поэзии «Чучело совы» [The Stuffed Owl, 1930].
10
Хочу сразу же подчеркнуть, что меня интересуют не (очень) плохие произведения сами по себе, а то, что и кто прячется за ними: их внутренняя форма и лирический герой.
11
Структурно-семиотические критерии «хорошей» поэзии в свое время попытался вывести Ю.М. Лотман: «Хорошие стихи, стихи, несущие поэтическую информацию, – это стихи, в которых все элементы ожидаемы и неожиданны одновременно. Нарушение первого принципа сделает текст бессмысленным, второго – тривиальным». Или иначе: «Хорошие стихи – это те, искусственное порождение которых нам сейчас недоступно, а сама возможность такого порождения для которых не доказана». В доказательство своей гипотезы Лотман приводит разбор хорошей пародии Вяземского на плохие притчи Хвостова [Лотман 1972: 128–129]. Я, в свою очередь, полагаю, что чудовищная поэзия, в отличие от просто «плохой», по-своему информативна и не воспроизводима в пародиях. Более того, как справедливо заметил Г. Честертон в остроумной рецензии на «Чучело совы», плохая поэзия вполне может произвести хорошую философию [Честертон: 560].
12
«We will merely assert here, – говорится в предисловии к «Сове», – that good Bad verse ‹…› is devilish pleasing» (X). О феномене плохой поэзии cмотрите статьи Честертона, Ходасевича (упоминались выше), В.Ф. Маркова («Можно ли получать удовольствие от плохих стихов, или О русском чучеле совы»), а также главу «Необязательное о графоманах» из книги О.А. Лекманова «Русская поэзия в 1913 году» (М., 2015).
13
Не случаен интерес к «плохим» стихотворцам Достоевского (и интерес Дмитрия Шостаковича к «плохой» музыке). Стихи капитана Лебядкина говорят о его травмированном «человеческом типе» и тоскующей «душе» больше, чем его поступки и высказывания. Интерес Федора Михайловича к психологии метромана, кстати сказать, непосредственно связан с личностью графа Хвостова. В 1862 году в журнале Достоевских «Время» был опубликован «психологический очерк» о Хвостове Е. Колбасина, вызвавший небольшую полемику, в которой Достоевский принял участие. О пародировании Достоевским Хвостова смотрите: [Рак: 467]. Мы еще к этой теме вернемся.
14
Инна Булкина удачно заметила, что Хвостов выступал в русской литературе в качестве «живой аллегории графомана», «пока не явился вполне литературный капитан Лебядкин» [Булкина]. Впрочем, и после Лебядкина виртуальное
