учет вести им, дажераспознавать пришедших: враг иль друг?
А если будет нужно, вскинуть дуло
надежного и близкого ружья…
Не спать! – дремать лишь, скорчившись, со стула
сползать и падать… «Что же это я?!» —
опомнившись, воскликнуть и с дозором
вновь обойти в зеленой – в цвет глазам! —
шинели все – от пустыря до бора,
приветить всех – от голубя до пса…
В ряды такие всяк не будет годен:
сплошь добровольцы – в этаких войсках!
Я среди них: выпрашиваю орден
за героизм – последнего броска.
Единокнижный
…Для себя и для другого – только тени, Для читающих об этом – только рифмы.
Он был странен:
ночами не спал
и соседей будил
громким возгласом,
вдруг,
о чем-то вспомянутом.
Про него говорили,
что он – нелюдим,
ну, а он-то
всего лишь
не шел на попятную:
он людей заносил изначально
в два ясных столбца —
в плюс и минус.
И далее
плюсом отмеченных,
представлял себе всех —
под занавес,
у конца
пути своего земного —
отрезка вечности.
Престарелый ребенок,
двадцатых своих годов;
суеты вокзальной
поклонник,
обожатель
заброшенных станций…
Пламень солнца ему был —
призыв,
фосфор лунный —
зов.
Снисходительный
к стольким вещам
и готовый придраться!
Мне в наследство
кроме:
полночный его бред,
черный
чайноголизм,
кровля рваная
кленов
рыжих…
Старший друг мой невиденный
и —
мне роднее нет! —
старший брат —
не единственный! —
Единокнижный.
Его ремесло
Теперь я воюю.
С той самой даты.
Отринув изгибы
поникших плеч. —
То он мне сковал
серебристые латы
и —
легкий в руке моей —
острый меч.
И он же
в отряде
моих раздумий
суровых
ратников
снарядил…
Две армии —
в братской крови
тонули,
он —
битву сковавший —
а был невредим.
Вернулась.
Живая.
«Какую другую,
кузнец,
снарядите
и следом —
рать?
Поправьте
коня драгоценную сбрую
и тесную Вашей руке рукоять
меча моего
Вы потрогайте,
ну же!
Ах, как Вам —
уверена! —
повезло:
другие
