style="font-size:15px;"> – Я?… Нет, не сегодня… В другой раз.
Ксения могла бы, наверное, согласиться, если бы не эти трое у костра. Опыт зажигания был. Надежда работала учителем музыки в той школе, где вечерами занимался клуб «Фонтан», и после второй смены часто дожидалась тренировок возле актового зала. И Ксения обычно приезжала минут за сорок – разогреться, вспомнить движения партнёра: чтобы лучше понимать Олега, она всегда учила его партию. Она знала, в какой день на втором этаже встретит Надежду и вместе с ней разомнётся, помашет ногами. Как-то осенью, почти два года назад, они станцевали в паре джайв. «Ну ты даёшь, – сказала Надежда, – ведёшь лучше Петьки. Давай-ка ещё раз, а?…» Начали заново, Ксения вновь за партнёра. Тут их увидели школьники, уходившие домой, стали преувеличенно громко хлопать.
«Ну, что вы смотрите! – совсем по-девчоночьи, протяжно воскликнула Надежда. – Приходите лучше к нам заниматься!» – и двое вправду пришли в начинающую группу, летом поехали в «Лесной». А Ксения с тех пор сама предлагала: «Давайте попробуем», – и лишь однажды, только дневнику призналась, что её волнует эта необычная роль, возможность быть главной, чувствовать сопротивление и податливую тяжесть, когда они добрались до более трудных связок. Ещё и потому волнует, что Надежда лет на десять моложе Петра Павловича, рыжеволосая, с тёмно-серыми глазами и такой женственной фигурой, похожей на песочные часы, какую редко теперь можно увидеть…
Дима заиграл «Тику-тику», прыгая левой рукой по грифу и в такт ей шевеля подбородком. Лицо его было сумрачным на фоне серебряной воды. Надежда встала, сняла кофту, крутанула над головой и кинула на бревно. Ого! у неё, кажется, животик, – заметила Ксения, – надо будет поздравить. Уже танцуя, босиком, в джинсах и синем топе, Надежда отошла на восемь шагов к заливу, повернулась лицом к костру, поманила высокого, с квадратными плечами мужчину – того, кто фальшивил в песне. Он и в танце оказался неумелым, споткнулся, едва не упал на колени…
– Готово! – объявил Петр Павлович и раздал зрителям шампуры с дымящимися сардельками. – Держите, девчонки! – протянул и Ксении с Викой.
Ксения снова вдохнула запах, зажмурилась на секунду, а потом откусила сразу половину. Другая половина сорвалась вниз, ударилась о руку, ловившую на лету, и прыгнула на песок… Как лягушка!.. Ксения согнулась, положила голову на колени и то ли засмеялась, то ли заплакала. Слишком много всего пережила за вечер, и вот – такая разрядка. Теперь её можно взять, упаковать в посылку и отправить домой, и ящик будет трястись по дороге, пока не развалится…
Наверное, она всё-таки смеялась, хоть и пришлось вытирать глаза подолом майки.
– Больше не роняй, – протянул ей Пётр Павлович упавшую половину. Ксения укусила и сморщилась:
– Фу!.. вы что её, пивом мыли?
– Да больше нечем, Ксюха. Не чаем же сладким?
– Горечь такая. Как вы это пьёте?
– С удовольствием, – подмигнул он и отставил бутылку. – Но тебе не предлагаю, рано. И Надька прибьёт обоих.
– Да я и сама не хочу.
Сардельку она, притерпевшись к горечи, доела. Вернулась
