всякое тому подобное.
Другим замечательным наставником Андреаса в Париже был итальянский врач Видиус, у себя на родине известный как Гвидо Гвиди.
Был там еще и очень знаменитый для того времени человек, которого современники величали «настоящим Галеном», очевидно за то, что он занимался не только медициной, но и чтимой весьма философией, математикой, астрономией, – все это было также в духе античности, правда, в большей степени характерном и для эпохи Возрождения. Что же касается его медицинских приоритетов, то он считался самым маститым специалистом во всей Европе, был лейб-медиком французской королевы Екатерины Медичи. Настоящее имя этого человека было – Жак Франсуа Фернель. Кстати, считается, что это ему по праву принадлежит пальма первенства во введении в науку самих терминов «физиология» и «патология».
Обнаружился среди парижских учителей Везалия и его давний знакомец еще по Лувенскому университету, тогда – преподаватель древнегреческого языка, а теперь – анатомии и хирургии. Им оказался некто Иоганн Гюнтер, родом швейцарец, а по месту своего рождения происходящий из бельгийского города Андерлехта. С ним молодой студент из другого старинного города все той же Бельгии, а именно – Брюсселя, сблизился, пожалуй, – на всю уже жизнь.
В Париже, как никогда прежде, Андреас довольно четко уяснил себе, что настоящее изучение анатомии совершенно немыслимо без неустанного препарирования человеческих трупов. Об этом, кстати, он мог вычитать и у самого Галена, чье славное имя постоянно было начертано тогда на стенах почти что каждого европейского университета, вмещавшего в себе подготовку более или менее подлинных медиков, то есть, – обладавшего стоящим медицинским факультетом.
«Кто хочет созерцать создание природы, тот не должен доверять сочинениям по анатомии, но должен полагаться на свои глаза», – заявлял авторитетно античный Гален, добавляя, что «книги тех, которые называют себя анатомами, изобилуют тысячами ошибок».
Что ж, величайший ум античности, пожалуй, даже не подозревал, что вскоре наступят такие именно времена, когда слова его обратятся против него самого же.
Все это так, но где и как было получить студенту потребный материал, когда даже университетские профессора в Париже располагали им в таком мизерном количестве, что почти каждое вскрытие трупа считалось исключительно редким и чрезвычайно важным событием, о котором говорилось затем на протяжении чуть ли не целого года!
А молодому исследователю во что бы то ни стало – хотелось своими руками проверить строение того или иного органа, проследить направление каждой связки, любой мышцы. Хотелось своими глазами увидеть тонкие, едва различимые порою нити, давно уже, с легкой руки древних греков, получившие название такое странное «нервы»… Хотелось угадать их истинное предназначение, да и вообще узнать о них что-нибудь новое…
И юный Андреас решился на нечто такое, о чем он прежде, в стенах своего Педагогического колледжа,
