Стойте! Христом-Богом молю.
Блатные остановились.
– Окошко, я говорю, в домоуправлении сам лично открою. А ты там или другой кто пройдете, вроде бы просто, шел парень мимо, никто и фамилии его не знает, и вдруг шварк в окно пакет в газете, а что в газете-то и за какое число газета? Кинул быстренько, а сам дальше. Христом-Богом молю: жена, дети. Сделаете, что ли?
– А ты чего, дядя, к Толику Кривому прие…ываешься? – говорят ему блатные.
– Дак он, это… Пьяный тут ишол…
– А ты счас какой? Тверезый, что ли? – заржали они.
– А Мирку ты забыл уже, чем угрожал?
– Все похерю, вот ей-Богу! Мухи не обижу.
– Ничего не обещаем, – говорят. – Если будешь шелковый, все может быть. Может, и сегодня вечером, а может… в субботу утром.
Тут опять громко заржали шестерки – особенно чуткие к тем формам мелкоуголовного юмора, что связаны с унижением личности.
– Не. Только не в субботу. Мне же сегодня оружие сдавать. Не погубите, – он все это время стоял перед ними на коленях, не жалея своих темно-синих форменных галифе.
– Дак приноси сюда бумагу на Мирка и при нас здеся похерь.
– Счас прям? – он поднялся с коленей, угодливо и пришибленно глядя на своих повелителей. – Ну я тогда побежал? – искательно испросил он разрешения, отряхивая коленки от белесоватой пыли.
– Дуй, дядя, за бумагой! – дурашливо сказал один.
– Представь, что у тебя фитиль в ж…, – добавил другой.
– Гляди, штанов не обмочи, – сказал третий.
– Хорошие же все ребята, – говорил Жиганов, убегая мелкой побежкой.
Мне его совсем не было жалко. Змей он. Как-то зимой поймал меня во дворе дома 3–6. Я сидел на доске объявлений и шпингалетом баловался. Я-то и не заметил, что сижу на доске объявлений, потому что она совсем утонула в здоровенном сугробе.
– Ты, мальчик, чей будешь? – сладко спросил он. – Это у тебя что?
– Затвор ружейный.
– Дай мне посмотреть.
Только я ему дал, он хвать меня за руку, сволок с доски и отвел в домоуправление, где тетя Шура-паспортистка работает, мама одной девчонки. Вальки Симутенко. Может быть, себе «В» наколоть? Или еще лучше – «В.С.» Ну, ладно. Составил на меня протокол и за матерью послал.
– Сынок ваш? Да-а-а, не порадовал. У него, Зоя Никаноровна, нехорошие наклонности. Вот, отобрал у него, как вы думаете – што? Вы думаете – это оконный шпингалет? А он думает, что это затвор от винтовки. Вот она наклонность, значит, к огнестрельному оружию. Так недолго и…
– Что не долго? – грозно спросила мама.
– Не, я так, – он прошелся по домоуправлению, заложив руки за спину. – И потом – сидел на доске объявлений. Мог валенками разбить стекло. (Во врет, гад! Никакого там стекла не было.) Как вам это понравится? Я вас, конечно, уважаю, но вам надо обратить внимание на этого шкета. Иначе – поставим на учет.
Спасибо, хоть мама при нем не стала, но только вышли за порог, как она мне врежет, я только как
