времени.
Федор торопливо принял киверы, и мы по широкой лестнице поднялись в круглую гостиную, где грозно хмурился не по-домашнему одетый дядя. Увидев Неврева, он оценил мою хитрость едва заметной улыбкой.
– Разрешите представить, дядюшка, – начал я намеренно громко, – корнет Неврев Владимир Алексеич, мой сослуживец.
Веселый щелчок каблуков в щемящей тишине рассеял напряжение, а вместе с ним и дядины намерения. В ожидании обеда мы устроились в креслах, дядя недружелюбно поглядывал на меня, давая понять, что мне дарована лишь отсрочка, а не помилование, расспрашивал Неврева о службе, а потом поинтересовался:
– Не сын ли вы Алексея Васильевича Неврева, того, что во время заграничного похода в чине капитана служил в конной артиллерии?
– Да, – несколько удивленно отозвался Неврев, – отец был артиллеристом.
– Вот как, дядюшка, – воскликнул я, – вы знакомы с родителем Владимира?
– Очень плохо, едва, – дядя задумался, припоминая что-то. – Как-то в 14-м году мы возвращались из Европы и с неделю стояли в польском местечке. Там мы и встретились – ночевали в одном доме. Кроме того, ваш отец оказал мне одну услугу… Хм, удивительно веселый человек. Как он? Оставил ли службу?
– Убит в Персии под Аббас-Абадом десять лет назад, – ответил Неврев.
Я слышал это впервые и сообразил, что с дядей Невреву будет нелегко отмолчаться.
– Сожалею, простите, – расстроенное лицо дяди говорило о том, что эти слова не простые звуки участия.
Я, воспользовавшись наступившей паузой, постарался придать нашему разговору более приятное направление, но тут, после очередного дядиного вопроса, открылось, что и матушки Неврева нет уже в живых.
– У матери была чахотка, – Неврев пальцами потер лоб. Безусловно, разговор был ему неприятен, однако позвали к столу, дядя встал и, прежде чем идти, сказал мне:
– Ну, благодари своего друга. – Неврев смутился, поняв смысл этой фразы, я благодарил, дядя улыбался.
Меня всегда впечатляли чеканные ритуалы дядиных обедов, которые он давал большей частью сам себе. Русская кухня господствовала в огромном доме, старившемся потихоньку вместе с холостым и бездетным хозяином.
– Да, – улыбнулся он Невреву, заметив, что тот слегка удивлен церемонностью, во власть которой попали мы сразу, как только оказались в просторной столовой, – я, видите, живу один и стараюсь не распускаться. Выходить к обеду в халате – значит признаться, что некоторые позиции уже оставлены… Любопытно, – продолжил он, отложив прибор, – что ваш батюшка был отчасти свидетелем моего несостоявшегося счастья.
– Что́ вы говорите, – неподдельно оживился Неврев, – не могли бы вы рассказать об этом, мне очень хочется услышать что-нибудь об отце.
– Я тоже не против того, чтобы… – начал было я, но тут же замолк под суровым дядиным взглядом.
– Ну, – грустно улыбнулся он, – дела давно ушедших дней. Но я расскажу,
