да.
– Их перевод на счета «ЛУЧа» производился?
– Н-не уверен. Должны были сегодня…
Голос Аркадия Алексеевича прозвучал несколько нерешительно, и Павлов отметил это.
– Нужно выяснить, дошли ли деньги до этой компании, – сказал адвокат. – Если они благополучно дошли до адресата, вы вне подозрений.
Он повернулся к Соловьеву, который сидел, понурившись, на самом краешке табуретки.
– Аркадий Алексеевич, отныне при любом следственном действии, которое будет проводить с вашим участием следователь, незамедлительно требуйте моего присутствия. Я разговаривал с вашей женой, она мысленно с вами и просит, чтобы вы не сдавались. Но я хочу, чтобы вы были предельно откровенны со мной, иначе мы не сдвинемся с места.
– Что мне делать? – с надеждой спросил Соловьев.
– Пока – ничего. Если вас неожиданно вызовут и начнут допрашивать, а меня не будет, воспользуйтесь статьей пятьдесят первой Конституции о праве не свидетельствовать против себя. Завтра я к вам снова приеду. А вы попробуйте собраться с мыслями и еще раз все вспомнить – что, где, когда… Да, я привез вам лекарства. Вы тоже скажите следователю, какой у вас диагноз. Не стесняйтесь, требуйте врача. Скоро будет суд. И нам нужно хорошо подготовиться, чтобы вас выпустили на свободу, – сказал Артем.
Он достал стопку бумаг и принялся готовить ходатайства, а Соловьев с тоской посмотрел в окно, откуда пробился узенький солнечный лучик.
Дрозд
Геннадия Яковлевича Дрозда в буквальном смысле этого слова распирало от злости, и он поминутно смотрел на часы, томясь в ожидании. Вместо того чтобы быстренько расколоть этого тюфяка-банкира и двигаться дальше, он сидит и ждет, когда в соответствии с девяносто первой статьей этот проныра Павлов вдосталь натреплется со своим подзащитным… Ну ничего, этот адвокатишка сильно удивится, когда узнает, против чего ему придется бороться.
Геннадий Яковлевич был закоренелым прагматиком. Ему были чужды занудные рассуждения о справедливости и чувстве долга, он терпеть не мог эту философию. Его девиз был предельно прост: «Жить для себя и не давать другим мешать тебе жить по этому принципу». Пока это ему удавалось. В свои сорок два он дослужился до подполковника юстиции и, нужно сказать, шел к своему званию и соответствующей должности целенаправленно и бесповоротно. При этом он, умея в нужный момент прогнуться перед начальством, не любил делать лишних телодвижений и напрягался лишь в том случае, если видел перед собой прямую выгоду. А учитывая специфику его работы и статус обвиняемых, уголовные дела, которые возбуждались его подчиненными и которые он непосредственно курировал, заниматься своими прямыми обязанностями становилось не просто выгодно, а очень выгодно.
Кроме того, у Геннадия Яковлевича было много родственников и влиятельных друзей в Ставрополье, через которых он частенько проводил финансовые операции, сам при этом оставаясь как бы не при делах. Неплохие прибыли приносил также бизнес в сфере карьерной лестницы –
