отлично помнил самое важное – отец ушел и оставил после себя неизбывную тоску и смерть. То клеймо на кубе было ожогом воспоминаний, еще одной гранью обиды.
«Может быть?..»
Дарт мотнул головой в унисон собственным мыслям. Мог ли кто-либо еще, кроме отца и сына, быть посвященным в тонкости детской игры, которую старший придумал для младшего, чтобы занять того, пока сам корпит над научными проектами? Вряд ли. Это слишком незначительно, чтобы стать отдельным предметом разговора, и слишком интимно, чтобы рассказывать чужим. Вряд ли молодые папаши распространяются о тонкостях пеленания обделавшегося с ног до головы ребенка; вряд ли хвастаются, к каким дурацким уловкам вынуждены прибегать, чтобы чадо не ревело.
Но для чего взрослому мужчине ставить выдуманные клейма на реальные вещи? Судя по обстановке той комнаты, где был найден куб, озабоченности Патрика и таинственности происходящего, артефакт был весьма непрост. И Дарту до смерти хотелось узнать о его предназначении. Но как это сделать? В зал Малого совета его не пригласили. Да, быть может, исследовать природу черного куба поручат Патрику, а тогда и его ученик сможет присутствовать рядом – смотреть и слушать. А если не поручат? А если не будет никакого исследования?
«А если рассказать о происхождении клейма?»
Дарт тут же отмахнулся от этой идеи. Шестилетним он пришел к Охотникам, голодным, босым и никому не нужным мальчишкой, единственной собственностью которого была ненависть к отцу. Ему дали чистую одежду, горячий суп и расспросили – кто такой и откуда. Уже тогда он знал, что врет не ради вранья, не ради возможности прикинуться сиротой, не ради кого-то или чего-то. Он просто хотел стать кем-то другим. Просто мальчишкой без роду и племени. Шестилетнему пацану оказалось легче назваться сиротой, чем признать, что он никогда и никому не был по-настоящему нужен.
Дурак! Он был нужен матери. Настолько нужен, что она умерла ради него. Но это осознание пришло много позже. Изо дня в день на протяжении десяти лет он убеждал себя и окружающих в том, что сирота. Никакое чертово клеймо не стоит того, чтобы вскрывать столь серьезный обман.
– Наставник, – окликнул Дарт Грума, когда они подошли к крыльцу Цитадели, – я хотел спросить…
Тот повернулся и посмотрел на него своим привычным взглядом: с прищуром, с любопытством в каждой из множества морщинок вокруг глаз.
– Вы знаете, о чем идет речь?
– Собираюсь узнать.
Ответ прозвучал убедительно. Дарт ругнул себя за несдержанность. Будь на месте Грума менее благожелательно настроенный наставник, парню пришлось бы попотеть, придумывая объяснения своему любопытству. Не то чтобы ученикам не разрешалось спрашивать, но умение не совать нос в дела старших по рангу считалось одной из основ дальнейшего продвижения. А уж если суешь, так будь любезен озаботиться сделать это так, чтобы никто ничего не узнал.
Дарт прошел следом за наставником, провел его все три лестничных пролета
