спасать мою душу? – спросил заключенный немного хриплым от долгого молчания голосом.
– Что-то в этом роде.
Отец Реймонд раздумывал, стоит ли начать с того, что ему сказал Фрэнк. Решился.
– Насколько мне известно… у тебя сегодня день рождения.
Линч хохотнул:
– Да, вечеринка сейчас начнется.
Отец Реймонд растерялся. Он рассчитывал перед лицом смерти принести заключенному покой. Большинство смертников, к которым он приходил, пребывали в смятении, их терзали страх, злость, некоторые раскаивались и сожалели о содеянном. Но сейчас он стоял и смотрел на человека, который, казалось, совершенно не боялся смерти, и священник не знал, что делать.
– Сядь, – сказал Линч, – не нервируй меня.
Отец Реймонд не видел никаких признаков нервозности, но предпочел принять предложение, сел на скамейку лицом к осужденному и раскрыл Библию. У него было несколько любимых отрывков, которые, как он по опыту знал, успокаивающе действуют на осужденных.
Он нашел один из них и начал читать:
– «Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега. Дай мне услышать радость и веселие, – и возрадуются кости, Тобою сокрушенные»[5].
Отец Реймонд поднял глаза и посмотрел на осужденного, чье лицо выражало полное безразличие. Священник знал: насколько уникален каждый человек, настолько неповторимо и то, как он готовится к смерти. Кто-то рыдает в надежде, что Бог простит его и откроет дорогу в небесные пределы, если он искренне раскается. Кого-то раздирает злоба, что вполне понятно, – такие поносят всех и вся. А кто-то просто сидит и тихо плачет, не говоря ни слова. И все они заслуживают понимания и милосердия.
Как и вежливое равнодушие Каллума Линча.
– Тебе не нравится Библия? – спросил отец Реймонд, понимая, что вопрос риторический.
Кэл неопределенно покачал головой.
– Я могу что-то сделать, чтобы облегчить твою душу?
Отец Реймонд не надеялся услышать ответ, но, к его удивлению, Кэл заговорил:
– Есть такое стихотворение… мне мать его часто читала, «После сбора яблок» называется.
Священник порадовался, что его первая профессия дает ему возможность выполнить последнюю просьбу человека, приговоренного к смерти. Господь прозорлив и добр! Священник кивнул:
– Я знаю это стихотворение. Роберт Фрост написал.
И он начал читать.
Оно не пользовалось такой широкой известностью, как «Остановившись в лесу снежным вечером» или «Огонь и лед». Но именно это стихотворение более других нравилось самому отцу Реймонду. По странному и печальному совпадению оно подходило заключенному.
Священник читал тихо и с нежностью. И лестница, упоминавшаяся в стихотворении, казалась ему лестницей на небеса, а бочка, которую никак не удавалось наполнить яблоками, наводила
Пс. 50: 9,10.
