вынул изо рта трубку и решительно и метко сплюнул.
– Тебе нет никакого резона тревожиться, женушка. На меня никто не поднимет руку. Тоже мне, важная птица! Что там на часах?
– Говорю вам, – распиналась миссис Элали Бленкинс на собрании матерей в церкви. – Генри Бинкс получил по заслугам. Негоже человеку зарабатывать на убийстве безобидных животных и на продаже их туш! Сама я вегетарианка, хотя, увы, не могу уговорить пойти этим путем Роберта. Я стала такой, когда жила в Блэкуотере. Хозяйка у меня была хорошая, угодить ей было нетрудно. «Послушай, Сара, – говорит она (называть меня «Элали» она не любила, уж больно трудно это произнести, «Полли» ей тоже не нравилось, уж очень кокетливо звучит, вот она и звала меня Сарой, а мне это было не в новинку, недаром второе имя Роберта – Авраам…). Послушай, Сара, – говорит, – одного я не могу стерпеть – мяса из мясной лавки! Все мы здесь вегетарианцы и последователи «Христианской науки»! Если ты обещаешь стать такой же, то я согласна тебя взять». С тех пор я вегетарианка, хотя к «Христианской науке» не прибилась, потому что осталась последовательницей уэслианской церкви… Ничего вы по страховке не получите, если не будет справки от врача, – спустилась ораторша с небес на землю.
Пожилая женщина навострила уши.
– При чем тут Генри Бинкс? – спросила она. – Такой уважаемый человек! И непьющий!
– Насколько я знаю, он ничего не сделал, – лицемерно подхватила миссис Бленкинс. – Надеюсь, это не его рук дело. Он просто все это нашел… – Она понизила голос до пугающего шепота. – Человеческие останки на крюках, на которые он во вторник утром вешает говядину и баранину.
Воцарилась устрашающая тишина и долгая пауза. Наконец некая отважная дама, орудовавшая иглой в надежде сшить сорочку, которая прикроет наготу самой черной Африки, осведомилась, едва дыша:
– Человеческие останки? Что вы хотите сказать, Полли Бленкинс?
Миссис Элали Бленкинс оглянулась. Жена проповедника вместе со скучнейшей книгой, из которой она обычно зачитывала отрывки собранию домохозяек, еще не появилась, поэтому Полли придвинулась поближе к даме с сорочкой и ответила так тихо, что остальным тоже пришлось придвинуться, навострить уши и прервать свою работу:
– То и хочу сказать: именно это он и нашел сегодня утром. Конечно, Генри Бинкс живет над своей лавкой на Пирл-роуд, а еще снимает мясную лавку на рынке, хотя на лавке все еще висит имя Смита, старого Тома Смита, жившего раньше над зеленщиком Бордером на Куин-стрит… Старик уже в могиле, но Генри Бинкс так и не позаботился закрасить на лавке его имя и намалевать свое. Ну, понедельник в его деле – нехороший день, вот он и не открывает лавку на рынке до вторника, а в понедельник довольствуется продажей каких-то обрезков у себя на Пирл-роуд. И вот утром во вторник отправляется он на рынок, в лавку, а в лавке на Пирл-роуд оставляет, как водится, жену и сына. И что же он находит? – Рассказчица выдержала драматическую паузу. – Я скажу вам, что нашел Генри Бинкс, убрав ставни, – продолжила она. – Тело,
