условиях хотелось бы видеть более внятное и очевидное осмысление правительством США роли геоэкономических инструментов.
Третий фактор, объясняющий возрождение геоэкономики, меньше связан с текущими моделями поведения государств и больше – с переменами на самих мировых рынках. Примечательно, что нынешние рынки – более «глубокие», быстрые, управляемые и интегрированные, чем когда-либо прежде, – оказывают существенное влияние на внешнеполитические решения и результаты, одновременно заставляя обращать пристальное внимания на экономические критерии. Если отвлечься от того факта, что государства все чаще используют экономические инструменты для достижения позитивных геополитических результатов, следует отметить, что рыночные силы и экономические тренды сами по себе диктуют стратегические решения по наиболее важным вопросам национальных интересов США. Судьба Европейского союза – пожалуй, величайшего достижения западной внешней политики двадцатого столетия и ближайшего внешнеполитического партнера США – в последние четыре года оставалась заложницей колебаний на рынках облигаций ничуть не меньше, чем от политической воли европейских столиц[112]. Способность Египта (и, следовательно, всего региона) обеспечить переход от хаоса к стабильности во многом зависит от экономических успехов. В самом деле, даже условия военного вмешательства США в дела Ближнего Востока могут кардинально измениться в следующем десятилетии благодаря сланцевой энергетической революции в Северной Америке[113].
Остановимся чуть подробнее на этом последнем североамериканском примере: по данным геологической разведки, извлекаемые запасы газа увеличились более чем на 680 процентов по сравнению с 2006 годом, а производство сланцевой нефти (СН) выросло в полтора раза с 2007 по 2012 год[114]. По мере роста добычи СН в Америке и сокращения импорта нефти страны Западной и Северной Африки и Ближнего Востока вынуждены переориентировать свой экспорт на Китай. Вследствие «перекраивания» современных торговых путей должна измениться и внешняя политика этих стран-производителей энергии. Если производство в США в конечном счете достигнет верхней границы прогнозов (14–15 миллионов баррелей нефти ежедневно), мировой рынок нефти подвергнется коренной трансформации. Лелеемая Организацией стран-экспортеров нефти (ОПЕК) возможность поддерживать стоимость барреля на уровне 90–110 долларов изрядно ослабнет – если не исчезнет вовсе. Звучит действительно неплохо, однако сближение рыночной цены и себестоимости барреля нефти при этом не будет безусловно выгодным для геополитических интересов США. Хотя некоторые страны, зависящие от нефтяных доходов как основного источника государственных финансов, традиционно недружелюбны к интересам США (речь об Иране, России и Венесуэле), другие считаются дружественными: это, например, Саудовская Аравия, Мексика, Норвегия и (все больше) Вьетнам.
Энергетическая революция приносит новые рабочие места и производства и возвращает
Европейские исследователи, например, Мартин Фельдштейн, уже признают «евроэксперимент» провалившимся, причем не из-за «бюрократической бесхозяйственности», а вследствие неизбежных последствий принятия единой валюты весьма разнородной группой стран. Martin Feldstein, «The Failure of the Euro», Foreign Affairs, January/February 2012.
Обсуждение последствий североамериканской энергетической революции набирает темп и размах. Свежие работы: Robert Blackwill and Meghan O’Sullivan, «America’s Energy Edge: The Geopolitical Consequences of the Shale Revolution», Foreign Affairs, March/April 2014; «The Petrostate of America», Economist, February 15, 2014; Christof Rühl, «Spreading an Energy Revolution», New York Times, February 5, 2013; Javier Solana, «The Shale Revolution’s Global Footprint», Project Syndicate, November 20, 2013; Leonardo Maugeri, «The Shale Oil Boom: A U.S. Phenomenon», Belfer Center for Science and International Affairs, John F. Kennedy School of Government, June 2013; Alan Riley, «The Shale Revolution’s Shifting Geopolitics», New York Times, December 25, 2012; Carolyn Barnett, «The New Energy Revolution and the Gulf», Center for Strategic and International Studies, Washington, D.C., November 2014; Amy Myers Jaffe and Ed Morse, «The End of OPEC», Foreign Policy, October 16, 2013; Edward L. Morse, «Welcome to the Revolution: Why Shale Is the Next Shale». Foreign Affairs, May/June 2014; Andrew Higgins, «Oil’s Swift Fall Raises Fortunes of U.S. Abroad», New York Times, December 24, 2014.
Управление энергетической информации США оценивает «запасы извлекаемого сланцевого газа в Соединенных Штатах в 482 триллиона кубических футов; это на 280 процентов больше по сравнению с оценкой 2008 года». U.S. Government Accountability Office, «Oil and Gas: Information on Shale, Resources, Development, and Environmental Public Health Risks», GAO-12-732, September 2012.
