В обществе женщин, которые знают, что, кроме удовольствия, дает секс. Все мы пользуемся этим инструментом, когда возникает потребность. Продолжайте.
– Если днем он еще как-то пытался демонстрировать независимость и гордыню, – заговорила Фрингилья, – то ночами был полностью в моей власти. Говорил мне все, пел дифирамбы моей женственности – учитывая его возраст, достаточно, надо признать, щедрые. А потом засыпал. В моих объятиях, припав устами к моей груди. В поисках, полагаю, суррогата материнской любви, которой не знал никогда.
Теперь-то уж она была уверена, что это не отблеск свечей. «Хорошо, извольте, ревнуйте, завидуйте, – подумала она. – Завидуйте мне. Благо, есть чему завидовать».
– Да, он был всецело в моей власти.
– Возвращайся в постель, Геральт. Ведь не рассвело еще, черт побери!
– У меня контракт. Надо ехать в Помероль.
– Я не хочу, чтобы ты ездил в Помероль.
– У меня контракт, и я дал слово. Управляющий виноградниками будет ждать меня у ворот.
– Все твои вылазки на чудовищ глупы и бессмысленны. Что ты хочешь доказать, убивая в пещере очередное страшилище? Свою мужественность? Я знаю способы получше. Короче – возвращайся в постель. Не поедешь ты ни в какой Помероль. Во всяком случае, не так быстро. Управляющий может подождать, кто он такой, в конце концов, твой управляющий? Я хочу заниматься с тобой любовью.
– Прости. У меня на это нет времени. Я дал слово.
– А я хочу заниматься любовью!
– Если хочешь присутствовать при моем завтраке, начинай одеваться.
– Ты меня не любишь больше, Геральт. Ты меня больше не любишь? Ответь!
– Надень то перламутрово-серое платье, что с аппликациями из норки. Оно тебе очень к лицу.
– Он был всецело под моими чарами, исполнял любое мое желание, – повторила Фрингилья. – Делал все, чего я от него требовала. Так было.
– Да верим мы, верим, – невероятно сухо произнесла Шеала де Танкарвилль. – Продолжай.
Фрингилья кашлянула в кулак.
– Трудности были с его компанией, – снова заговорила она. – Странной шайкой, которую он называл дружиной. Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах, который все время приглядывался ко мне и краснел от натуги, пытаясь меня припомнить. Но никак не мог, потому что в Дарн Дыффе, родовом замке его дедов, я бывала, когда ему было лет шесть или семь. Мильва, девица на первый взгляд задиристая и строптивая. Однако мне дважды довелось застать ее плачущей в уголке конюшни. Ангулема – ветреное дитя. И Регис Терзиефф-Годфрой. Тип, раскусить которого я так и не сумела. Вся эта шайка влияла на ведьмака, и я не могла этого нейтрализовать.
«Хорошо, хорошо, – подумала она, – не поднимайте так высоко брови, не кривите рты. Погодите. Это еще не конец. Вы еще услышите о моем триумфе».
– Каждое утро все они собирались на кухне в нижнем этаже замка Боклер. Кухарь
