от Творца и от обезьяны. И в зависимости от того, что взяло в душе верх, ты и будешь реагировать на окружающее… Кстати, что-то давно не слышал про твою писательницу Елену. Как у вас с ней?
– Да никак… – досадливо поморщился Крячко. – Она недавно уехала в Америку на какие-то встречи со своими тамошними почитателями. Ну, и зависла там, как бы не навсегда. Встретила своего бывшего одноклассника – у того в Америке бизнес, вилла у моря, «Порше»… Вот и сообщила мне, что, мол, можешь жить на моей жилплощади, а я в России буду не скоро. Ну, а зачем мне ее квартира? Я же не бездомный. Сказал, что ключи передаю ее сестре – она в Серпухове обитает, за коммуналку отдал на два месяца вперед, ну а дальше – пусть сама думает, что хочет.
– Что же это у вас так нескладно все получилось? – удивленно посмотрел на приятеля Лев. – Я впервые об этом от тебя слышу.
– Да сам я во всем виноват, – горестно вздохнул Стас. – Уже в который раз наступаю на одни и те же грабли. Она еще до своей поездки как-то заикнулась о нашем будущем. Вроде того, давно мечтает о ребенке и хотела бы родить именно от меня… А я чего-то замялся, засомневался. Теперь вот жалею…
– А жалеть зачем? – пожал плечами Гуров. – Жалеть ни о чем не надо. Значит, так и должно было случиться. С кем же ты теперь?
– Да ни с кем. Как Елена уехала, так вот и болтаюсь один… – Крячко, словно избавляясь от какого-то наваждения, потряс головой.
– Ну, вот и ответ на все твои душевные сомнения, – понимающе улыбнулся Лев. – Как говорили на лекциях по диамату: бытие определяет сознание. Голодному – и корка за лакомство, а сытому – и мед или горчит, или слишком приторный. Так что успокойся, оголодалый ты наш. Как только твоя личная жизнь войдет в нормальное, естественное русло, ты тут же станешь высокоморальным и нравственно стойким.
Они подъехали к шестиэтажному дому старой постройки, сложенному из светло-коричневого камня, отчего он казался громадной, хорошо пропеченной буханкой пшеничного хлеба. Подойдя к крайнему подъезду, набрали на домофоне номер квартиры Виллины Атапиной и после череды гудков услышали усталый, но приятный женский голос:
– Да, слушаю…
Поздоровавшись, Гуров представился и сообщил о том, что хотел бы задать ей несколько вопросов по поводу Эдуарда Капылина. Немного подумав, женщина ответила лаконичным:
– Входите.
Опера поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь с блестящим никелированным номером «двенадцать». Дверь открылась, и они увидели перед собой моложавую, стройную женщину, где-то под сорок. Показав свои удостоверения, приятели вошли в неплохо обставленную, просторную прихожую. Гостиная, куда они прошли вслед за хозяйкой, тоже была обставлена весьма недурно. Сев на стулья с мягкой обивкой, очень напоминающие те знаменитые полукресла мастера Гамбса, за которыми охотились Остап Бендер и Киса Воробьянинов,
