Нечего ей там и маяться. Дома родит не хуже… Солому на ферме буду трясти, воду носить… Выпивку решу, в рот не возьму вина, только бы все ладно, только бы…»
Вьюга в поле запела вновь, ветер сек снегом горячие щеки. Иван Африканович выбежал на угор, до больницы и конторы сельпо было подать рукой.
Он не помнил, как добежал до больничного крылечка…
– Иван Африканович? А Иван Африканович? – Фельдшерица приоткрыла двери в коридорчик, заглянула за печку. Ивана Африкановича нигде не было. – Товарищ Дрынов!
«Куда он девался? – подумала она. – Два дня в прихожей крутился, домой не могли прогнать. А тут как провалился».
Она решила, что Дрынов ушел, так и не дождавшись жениных родов. На всякий случай открыла кладовку, куда уборщица складывала дрова, и рассмеялась. Иван Африканович спал на поленьях: постеснялся даже подложить под голову старый больничный тулуп. Он не спал уже две ночи и ничего почти не ел, а на третий день его сморило, и он уснул на поленьях.
– Товарищ Дрынов, – фельдшерица тронула его за рукав, – у вас ночью сын родился, вставайте.
Иван Африканович вскочил в ту же секунду. Он даже не успел постесняться, что залез в кладовку и уснул, фельдшерица стояла и ругала его:
– Вы бы хоть тулуп-то подстелили!
– Милая, да я… я тебе рыбы наловлю. Голубушка, я… я… Все ладно-то хоть?
– Все, все.
– Я рыбы тебе наловлю. Отпустила бы ты их домой-то?
– Нельзя. Денька два пусть полежит. – Фельдшерица подала ему халат. – Сына-то как назовете?
– Да хоть как! Отпусти ты их. Как скажешь, так и назову, отпусти, милая! Я их на чуночках, на санках то есть… Мы, это, доберемся потихоньку.
Из палаты вышла Катерина и только слегка взглянула на Ивана Африкановича. Тоже начала упрашивать, чтобы отпустили.
– Чего мне тут делать? А ты дак сиди! – обернулась она к мужу. – Непошто и пришел. Дом оставил, ребята одне со старухой.
– Катерина, ты это… все ладно-то?
– Когда с дому-то пришел, севодни? – не отвечая, сурово спросила Катерина.
– Ну! – Иван Африканович мигнул фельдшерице, чтобы не выдала, не проговорилась.
– А непошто и пришел.
– Да ведь как, это самое… Где парень-то? Опять, наверно, весь в вашу породу.
Катерина, словно стыдясь своей же улыбки, застенчиво сказала:
– Опять.
Фельдшерица глядела, глядела и пошла, а Иван Африканович за ней, жена тоже, и оба опять начали уговаривать, чтобы отпустила. Фельдшерица сначала не хотела и слушать, потом отмахнулась:
– Ладно уж, идите. Только на работу неделю-полторы не ходить. Ни в коем случае.
…Вскоре Иван Африканович вышел с женой и с ребенком на улицу. Младенца, завернутого в одеяло и в тот же больничный тулуп, он положил на санки, взятые у знакомой
