в этот день режется в карамболь с владелицей антикварной лавки.
– Пошли, Мёффе! – сказал Томас, похлопав себя по ляжке.
Пес зевнул и лениво поплелся к нему. Томас взял накинутую на спинку стула майку и натянул ее на себя.
В бильярдной «Морской выдры» дым стоял столбом от самокруток «Петтерё» и сигар «Манне», которые не выпускали изо рта Виктория и Ломан. Удивительно, как сквозь густую дымовую завесу они еще могли различать шары. Виктория, натиравшая мелом свой кий, приветствовала вошедшего Томаса кивком. Обратив взгляд на стол, она сосредоточенно изучала положение шаров, рассчитывая угол удара и наилучшую комбинацию.
Томас обошел стол и сел со стороны Ломана, который держал в руке кий и так же, как Виктория, был целиком поглощен игрой.
– Ломан, я хотел…
Ломан прижал палец к губам и шикнул на Томаса:
– Да погоди ты, не мешай!
Виктория нагнулась над столом и ударила. Шар покатился по изящной траектории, сначала ударился об один борт, затем о другой и наконец о третий, после чего покатился к центру стола и стукнулся о лежавший там шар.
– Браво! – воскликнул Ломан.
Виктория кивнула и, обойдя вокруг стола, приготовилась к следующему удару.
– Ломан, я только хотел узнать…
Ломан возмущенно обернулся к нему:
– У нас игра в самом разгаре. Разве не видишь!
Он махнул рукой, ясно давая понять Томасу, что лучше бы он отсюда убрался.
Томас снова сел и, скрестив руки, приготовился ждать. Ожидание растянулось на час, пока Виктория и Ломан, поочередно подходя к столу, выполняли серию карамболей. В конце игры последний удар остался за Ломаном. Не вынимая изо рта недокуренную церуту, он с сосредоточенным выражением ударил по шару. Тот стукнулся о бортики и покатился к решающему шару, но прошел мимо, отклонившись всего на несколько миллиметров.
– Черт! – воскликнул Ломан так взволнованно, что пепел с церуты просыпался ему на рубашку.
Виктория молча улыбнулась и протянула ему руку. Хотя она старалась не подавать вида, Томас заметил, что в душе она торжествует. Ломан достал из кармана потертый бумажник и вынул из него пару сотенных купюр.
– Ты меня разоряешь, отдаешь себе в этом отчет?
– Неужели? – ответила Виктория и, взяв деньги, сунула их в нагрудный карман твидового пиджака.
– Это все он виноват, – сказал Ломан, укоризненно кивая на Томаса. – Так о чем таком важном ты хотел меня спросить?
Томас улыбнулся и, выражая сожаление, пожал плечами:
– О Беньямине Клаусене.
Поставив кий в штатив, Ломан вернулся к Томасу.
– Беньямине Клаусене? – переспросил он ворчливо, поднося огонь к недокуренной церуте. – Не припоминаю такого. Один из моих клиентов, что ли?
– Нет, частный детектив. Бывший, как я полагаю, потому что его телефонный номер больше не существует.
Ломан
