романом, – а у Мельбурна книга о «работных домах, гробовщиках и карманниках» не вызывала ничего, кроме отвращения: «Я и в реальности все это не люблю и уж тем более не хочу, чтобы о таком писали». Она жалела бедняков – он считал, что детей рабочих лучше сразу ставить за станок, а учение им и вовсе ни к чему. Такие разговоры велись изо дня в день. Далекая от политики, королева вместе с тем прослыла рьяной «мельбурниткой», и воззрения ее кумира не могли на нее не повлиять.
Обвиняли Мельбурна и в непотизме, ведь королеву со всех сторон окружали виги и их жены. Так уж повелось у вигов, что женщины хотя и не заседали в парламенте, но интересовались политикой ничуть не меньше мужчин. Судьбы биллей решались не только в Вестминстере, но в салонах герцогини Девонширской или леди Холланд. С дамами из числа вигов приходилось считаться.
К досаде тори, всех своих фрейлин королева подбирала по совету Мельбурна. Герцогиня Сазерленд, чье очарование соперничало только с ее умом, стала хранительницей гардероба. Вместе с ней королевскую свиту составили восемь статс-дам и восемь фрейлин – все как одна из вигов. Они стали постоянными спутницами королевы, сопровождали ее во время визитов и поездок, играли важную роль в придворном этикете. Виктория в них души не чаяла, и вполне естественно, что их слова много для нее значили. Тори скрежетали зубами. Что эти фрейлины будут нашептывать королеве за чаем?
В январе 1839 года из своего родового имения в Шотландии пожаловала в столицу леди Флора Гастингс – придворная дама герцогини Кентской, от которой юной Виктории довелось выслушать немало гадостей. Вместе с леди Флорой приехал сэр Джон Конрой. Злодейская пара скандализировала двор, проделав долгий путь в одной карете.
И тут, как по заказу сплетниц, леди Флора стала жаловаться на тошноту и боли в желудке. У нее заметно округлился живот. За помощью она обратилась к доктору Джеймсу Кларку, который, наспех осмотрев ее, прописал пилюли с ревенем и рвотным корнем, а также камфорно-опийную мазь. Но придворные поставили ей другой диагноз – беременность.
К началу февраля Виктория и ее верная Лецен обменивались многозначительными взглядами. Такая порочность прямо под боком! 2 февраля 1839 года Виктория записала в своем дневнике: «У нас нет никаких сомнений, что, говоря без обиняков, она ждет ребенка!»[58] И понятно от кого. «Чудовище и дьявол во плоти», он же сэр Джон Конрой, способен на любое злодеяние, в том числе и такое. Совратил фрейлину и подсунул ее в королевский дворец.
От лица всех фрейлин леди Тэвисток обратилась к лорду Мельбурну с просьбой «защитить их невинность». Осторожничая, как всегда, лорд Мельбурн поручил разбирательства доктору Кларку. Тот вызвал леди Флору на суровый разговор. Только медицинское освидетельствование могло спасти ее честь, а вместе с ней репутацию всего двора.
Леди Флора, незамужняя особая тридцати двух лет, была глубоко оскорблена намеками. Ей противна была сама мысль, что придется поднять нижнюю
