врача вызовешь? Меня в больницу не возьмут.
– Я могу вытащить пулю, – скромно предложил Мартин.
Он помог человеку встать, завёл его в квартиру, усадил, заставил снять штаны, за несколько долгих минут провёл необходимые операции и наконец пинцетом извлёк пулю. Человек морщился, но не издал ни звука, что немало удивило Мартина. Видимо, боль терпеть он умел.
– Вроде бы всё. Вам дать трость?
– Не, спасибо, док, – в голосе человека чувствовались некоторые отголоски признательности. – Я… даже, если честно, не знаю, что сказать. Ты ведь не из Лютенов?
Мартин пожал плечами.
– Лютены – это их ещё одна банда?
– Паскуды они, а не банда, – зло ответил человек, надевая штаны. – Настанет день, и мы выметем их прочь из города.
Мартин промолчал.
– Слушай, а почему ты сделал это? – спросил незнакомец, управившись с ширинкой. – Почему ты меня спас? Я же… Типа, при других обстоятельствах я и грохнуть тебя мог.
– Я не знаю, – честно ответил Мартин, не оборачиваясь. – Я военным врачом был. Просто сделал то, что привык. Какая мне разница, кто ты… если тебе нужна моя помощь.
Гангстер протянул ему руку.
– Кейн Адамс, док. Как-нибудь сочтёмся.
Доктор с недоверием пожал её.
– Мартин Лид. Постарайтесь не умирать под моей дверью.
Таково было первое знакомство Мартина с членом мафиозной семьи Лой, принесшее ему больше вреда, чем пользы. Спустя несколько дней в квартиру к нему вломились неизвестные, и хорошенько поработали над тем, чтобы на теле Мартина не осталось ни одного места, не заплывшего массивным синяком. Сквозь звон в ушах Мартин расслышал, что его били за то, что он вылечил от пули члена семьи Лой. Ни его невнятные мольбы о пощаде, ни попытки объяснить, что он ничего не знал, не спасли его от побоев. Его не пристрелили лишь потому, что в Эшвуде хороший врач был на вес золота.
– Чтоб я ещё раз кому-то помог… – бормотал себе Мартин, слушая, как постепенно жалобный вой человека под дверью превращается в хрип. Он проклинал собственную добросердечность, и проклинал тот миг, когда ему пришло в голову вытащить пулю из незнакомца.
– Я никому не стану помогать. Я никому не стану помогать, – повторял он сам себе раз за разом. – Так будет лучше.
Но что-то внутри него не давало ему согласиться с его собственными словами. Что-то непререкаемое и твёрдое в его груди подталкивало его снова помочь человеку, который нуждался в помощи. Мартин не знал, что это, и не давал этому никаких определений, он лишь знал, что это же самое «что-то» на войне не позволяло ему попадать в людей в те моменты, когда в руки приходилось брать винтовку. Мартин стрелял, потому что не стрелять было нельзя, но в редкие моменты, когда он делал это, никто так и не заметил, что он никого не подстрелил. От его рук умерли многие, но не потому, что он этого хотел. Так что хотя бы
