товарищ ваш?
Мартин помотал головой.
Полицейский помолчал, обдумывая его ответ.
– А что ж вы его тогда… – он не договорил.
Мартин молча поднял глаза и долго смотрел в лицо Луи Квеллесу. Поступив на такую службу в таком городе, тот едва ли понимал, каково это – убивать людей, спасать им жизнь, или же балансировать на грани, делать выбор между этими двумя… и неизвестно, где ты сам после этого выбора окажешься.
Ответа так и не прозвучало.
– Спасибо… – прохрипел спасённый. Глаза его испуганно бегали по квартире Мартина, ожидая подвох. – Док, спасибо… Я из Лютенов, ты… Ты знаешь, я расскажу нашим, док… Тебя не тронут…
Ни один мускул на лице Мартина не двинулся: он снял с вешалки широкополую шляпу спасённого и бросил её на грудь хозяину.
– Как только сможешь встать, уходи, и чтобы я тебя больше здесь не видел, – как всегда тихо произнёс Мартин.
Дождь который день дождь барабанил по окнам. Так и не найдя для себя нормальной работы, Мартин изо дня в день возвращался домой с шахт обессиленный, смотрел на шляпу, которую оставил ему – видимо, на память – спасённый убийца. Он думал о том, был ли вообще смысл спасать тех, кто на следующий же день пойдёт рисковать собственной шкурой ради каких-то призрачных целей, надежд, мечтаний или идолов, чтобы снова попасть под пулю, и снова его нужно будет спасать – Мартину Лиду, или кому-то ещё вроде него, кому не всё равно. Смысла, наверное, нет, но дело в совести. Только этот незримый призрачный мотиватор останавливает от того, чтобы закрыть глаза на чужое горе. Пускай у тех, кого спас Мартин, совести ровно столько же, скольких он не уберёг от пуль – то есть, ни на грош, пускай, в Эшвуде совесть и вовсе ничего не значит.
За такими мыслями курящего Мартина и застал звук вышибаемой двери.
– Э, скотина! – крикнул кто-то нарочито громко, делая несколько выстрелов в воздух, от которых Мартин вздрогнул, мгновенно пропотев. – Ты ничего не хочешь нам сказать?!
…Сценарий повторился: к нему ворвались и его избили. Только на этот раз это были Лой, очень недовольные тем, что кто-то из Лютенов его рукой был спасён.
Мартин был слаб, безоружен и беззащитен против этих людей с пистолетами и грозными взглядами, за спинами которых – ещё сотня таких же людей. Они контролируют всё и вся, от них нет спасения, нет укрытия, и стоит посмотреть на одного, как его враг уличит тебя в сговоре. Можно сколько угодно твердить самому себе высокопарные речи о совести, думал Мартин, мучительно разминая медленно заживающие пальцы, которые ему знатно оттоптали. Только вот правда в том, что в привычках человека – заставлять совесть молчать, если обстоятельства звучат достаточно громко.
Руки часто дрожали: едва ли теперь они в состоянии были держать пинцет.
– Чтоб я ещё раз кого-то вылечил… – бормотал Мартин, сжимая трясущимися пальцами сигарету. Стол был полностью чёрным: однажды Мартин выронил спичку и чуть его
