где тот сейчас находится… Вот он подошел к высоко поднятому окну, ударил в доски, заскреб ногтями по стене, запыхтел, пытаясь на нее влезть. Потом засмеялся жутко, бесчувственно. Умолк. Перешел к другому окну, попробовал, крепко ли приколочены доски, подергал их. Щелкнул зубами, медленно побрел вдоль стены…
Гиз следовал за мертвяком.
Они были совсем рядом – их разделяла бревенчатая стена. И они оба чувствовали присутствие друг друга.
– Ну, давай же… – прошептал Гиз. Мертвяк шел к крыльцу, и вот-вот должен был учуять петушиную кровь. – Давай…
Охотник прижался к доскам, приложил ухо к тонкой щели, из которой веяло теплым уличным воздухом. Ему показалось, что он слышат позвякивание бубенчиков, мелодичное, далекое и влекущее.
Мертвяк встал. Втянул ноздрями воздух. Захрипел возбужденно.
– Вкусно пахнет? – прошептал Гиз. – Иди попробуй на вкус…
И мертвяк послушался. А через мгновение тревожно загремели, зазвенели бубенцы, что-то лопнуло, треснуло, раздались чавкающие звуки, послышалось громкое ворчание.
Гиз холодно улыбнулся:
– Нашел? Ну и молодец… Завтра моя очередь искать… А теперь самое время пройтись по спящему дому… – Он шагнул назад. И тут тьма вокруг шевельнулась, расслоилась, разбежалась тенями. Черный силуэт шевельнулся на полу, растянулся, вскочил на стену, вырос под самый потолок.
Гиз не сразу понял, что произошло.
– Я хочу поговорить с тобой, охотник, – прозвучал усталый голос за его спиной, и Гиз резко повернулся.
В дверях, держа горящую лампу в опущенной руке, стояла Дила, больше похожая на мертвяка, нежели на живого человека.
33
– Мой муж не умел прощать ошибки. Кроме того, он был жесток. Но об этом никто не догадывался, все считали его примерным семьянином и хорошим работником. Его никогда не видели пьяным. Он постоянно что-то делал по хозяйству. Соседки часто говорили, что завидуют мне. А я завидовала им, но сказать об этом не могла никому.
– Он тебя бил? – спросил Гиз.
– Да… Но к этому я привыкла. Не это было самым страшным. Намного хуже было то, что он всячески меня изводил, издевался надо мной. Когда я мыла полы, он специально расхаживал по дому в грязных сапогах. Если я занималась стиркой, он выхватывал из моих рук белье, расшвыривал его, кричал, что я слишком расточительна, что мыло стоит дорого, и хорошая хозяйка могла бы обойтись вовсе без мыла. Ему не нравилось, как я готовлю. Ему ничего не нравилось. Он почти не выпускал меня из дома, а иногда на несколько дней запирал в подвале. Он постоянно ругался, хотя на людях держался тихо и скромно. А когда наши дети подросли, он стал настраивать их против меня.
– Почему он это делал?
– Я не знаю… – пожала плечами Дила. – Кажется, издеваясь надо мной, он просто получал удовольствие.
– И сколько это продолжалось?
– Всю мою жизнь, – сказала Дила. – Всю жизнь, с того самого дня, как он взял меня в жены.
– Ты не думала о том,
