мороженого и бессчетное множество вариаций готовых вкусов в сочетании с различными наполнителями: сиропами, кремами, фруктами, орехами, печеньем и шоколадом. Стоимость некоторых порций достигала внушительной суммы, не такой, конечно, как в Дубае, где шарики подаются в чаше от Версаче, которую посетитель может взять с собой, но, тем не менее, достаточно высокой, чтобы уже считаться настолько изысканным десертом, что заказывали его лишь в особых случаях.
Слушая нашего Санту, мы искренне изумлялись тому, что привело в парижский хостел такого человека, как он? Уж ему ли останавливаться в таких местах, тем паче, что, по его словам, у него явно было где жить. И если они с матерью еще и не купили собственный домик или квартиру в престижном районе или пригороде, то уж наверняка у них есть крыша над головой намного комфортнее нашего прибежища, которое, хоть и было кладезем историй и уюта, все-таки оставалось хостелом.
Безусловно, он великолепно вписывался в наш постоянно меняющийся круг, показав себя не только внимательным слушателем, но и удивительным рассказчиком, но сам факт его пребывания в хостеле порождал множество вопросов – и не только у меня одного.
А он, рассказывая историю своей жизни, словно создавал очередное лакомство, как художник, добавляя сахарного драже или сиропа, палочку корицы или шоколадной глазури.
И что удивительно, нигде в его рассказе даже не было намека на женщину. Просто хотя бы ту, что привлекла бы его внимание или вдохновила бы на создание очередного мороженого с удивительным названием. Кстати, о названиях я бы хотел сказать отдельно. Они не были слишком вычурными или заумными – они дышали простотой и искренностью, а главное, чуть позже посетив ресторанчик нашего Санты, я понял, насколько точно они соответствовали сути десерта и настроению того, кто их заказывал.
«Осенняя симфония» или «Золотой листопад» с их терпким запахом или «Медовый месяц» с опьяняющим ароматом липового меда, такого яркого и прозрачного… Каждое мороженое становилось маленькой историей. Сначала для самого себя, а затем для кого-то еще, или даже двоих.
Санта замолчал на несколько мгновений. Казалось, он полностью погрузился в свои воспоминания или в мысленное создание очередного произведения искусства. Бессознательно поглаживая свои белоснежные усы, он будто бы находился за тысячи миль от нас и нашего хостела, напрочь забыв о своих слушателях. Затем он тихо произнес: «И вот я здесь».
Оказалось, что его любимая мама, устав ждать от своего почти сорокалетнего сынка знакомства с невесткой, не говоря уже о будущих внуках, просто решила устроить личную жизнь. Нет, не нашего мороженщика, так как этим она пыталась заняться на протяжении почти пятнадцати последних лет. Нет.
Она устроила свою жизнь.
Как только над ней перестал висеть гнет двух работ, а средства перестали не то чтобы стеснять, а просто ставить в рамки, она помолодела буквально на глазах, расцвела, нашла себе ровесника,
