госпожа Онорина. Я приготовлю пакеты заранее. – Отойдя на несколько шагов, он крикнул: – Поосторожней там у рифов, что окружают ваш чертов островок! Не зря у него такая слава. Просто так островом Тридцати Гробов его не назвали бы! Удачи, госпожа Онорина!
Он свернул за скалу и скрылся из вида.
Вероника вздрогнула. Тридцать гробов! Те же слова, что она прочла рядом с ужасным рисунком!
Вероника подалась вперед. Женщина подошла к лодке, погрузила в нее принесенную ею самой провизию и обернулась.
Теперь Вероника увидела ее спереди. На женщине был бретонский костюм и чепец, подвязанный черными бархатными лентами.
– Чепец, как на рисунке, – пролепетала Вероника. – Как у трех распятых женщин!
Бретонке было лет сорок. Ее волевое, обожженное солнцем и морозом лицо было скуластым и грубым, однако его оживляли большие черные глаза, умные и добрые. На шее у женщины висела массивная золотая цепь. Грудь плотно облегал бархатный корсаж.
Женщина подносила пакеты, складывала их в лодку, для чего ей приходилось становиться коленями на камень, к которому та была причалена, и тихонько что-то напевала. Закончив погрузку, она взглянула на горизонт, затянутый черными тучами. Это, впрочем, нисколько ее не обескуражило. Она принялась отвязывать швартов, продолжая напевать, но уже громче, так что Вероника разобрала слова. С улыбкой, которая обнажала красивые белые зубы, женщина пела протяжную детскую колыбельную:
Мама девочку качала,
Ей тихонько напевала:
«Ты не плачь, моя родная, —
Огорчится Всеблагая.
Ей нужней всего на свете,
Чтобы радовались дети.
Помолись же, ангел мой,
Приснодеве Всеблагой».
Женщина внезапно умолкла: перед ней стояла Вероника с искаженным бледным лицом.
Бретонка удивилась:
– В чем дело?
Дрожащим голосом Вероника заговорила:
– Кто вас научил этой песне? Откуда вы ее знаете? Ее пела мне матушка. Это песня ее родины, Савойи. Я никогда ее больше не слышала после… после ее смерти. Я… Мне хотелось…
Вероника замолчала. Бретонка молча разглядывала ее с таким удивленным выражением, словно готова была вот-вот тоже о чем-то спросить.
Вероника повторила:
– Кто вас ей научил?
– Кто-то там, – ответила наконец та, которую называли г-жой Онориной.
– Там?
– Да, кто-то с нашего острова.
Начиная что-то понимать, Вероника спросила:
– Острова Тридцати Гробов?
– Да, его тут так называют. На самом деле это остров Сарек.
Некоторое время женщины продолжали смотреть друг на друга. В их взглядах было недоверие, смешанное с сильным желанием поговорить и объясниться. Обе одновременно почувствовали, что они не враги.
Вероника начала первая:
– Прошу меня извинить, но, понимаете, со мной происходит нечто очень странное…
Бретонка ободрительно кивнула,
