криком пролетела чайка.
– Сорок, – тут же сказал он. Крик чайки – это знак с неба, значит ему повезет, и он мгновенно передумал. – Сорок тысяч или ничего! Но играть придется в кости: времени нет.
– Клянусь всеми богами, нет у меня сорока. Но с теми двадцатью, что ты мне должен, я займу завтра, когда откроется банк, против моей джонки и буду отдавать тебе всю свою прибыль, ети ее, за следующие отправки золота или опиума, пока все не выплачу, хейя?
– Слишком много для одной игры, – мрачно изрек Пун Хорошая Погода. – Вы оба сбрендили, игроки хреновы!
– Играем у кого больше за один бросок? – уточнил У.
– Айийя, вы точно двинулись. – Пун хоть и произнес эти слова, но возбужден был не меньше остальных. – Где кости?
У принес. Три фишки.
– Ну, Рябой Тан, бросай, попытай, что тебя ждет в будущем, етит твою!
Рябой Тан поплевал на ладони, помолился про себя, а потом с криком бросил кости.
– О-о-о, – сокрушенно простонал он. Четыре, три и еще четыре. – Одиннадцать!
Остальные застыли, чуть дыша.
У поплевал на кости, призвал на них проклятие, благословил и бросил. Шесть, два и три.
– Одиннадцать! О боги, великие и малые! Еще раз – бросаем еще раз!
Возбуждение на палубе росло. Рябой Тан бросил:
– Четырнадцать!
У сосредоточился среди опьяняющего напряжения, а затем бросил кости.
– Айийя! – взорвался он, а за ним и остальные. Шесть, четыре и два.
– И-и-и! – только и смог выдавить из себя Рябой Тан. Он держался за живот, смеясь от радости. Остальные поздравляли его и сочувствовали проигравшему.
У пожал плечами, сердце еще колотилось в груди.
– Будь прокляты все чайки, что летают у меня над головой в такое время!
– А-а, ты поэтому передумал, Четырехпалый У?
– Конечно, это было как знак. Много ли чаек кричит, пролетая у тебя ночью над головой?
– Верно. Я поступил бы так же.
– Как повезет – джосс![25] – Тут У просиял. – И-и-и, но зато какие ощущения – получше, чем от «тучек и дождя»,[26] хейя?
– Не в мои годы.
– А сколько тебе, Рябой Тан?
– Шестьдесят, а может, семьдесят. Почти столько же, сколько тебе. – В отличие от всех обитающих на суше деревенских жителей, хакка не ведут учет рождений и смертей. – Чувствую себя не больше чем на тридцать.
– А слышал, в лавку «Лаки медисин», что на рынке в Абердине, привезли новую партию корейского женьшеня, в том числе и столетнего! От него твой «стебель» будет огнем гореть!
– Со «стеблем» у него все в порядке, Пун Хорошая Погода! Его третья жена опять носит ребенка! – У расплылся в беззубой улыбке и вытащил толстую кипу свернутых пятисотдолларовых купюр. Он стал отсчитывать деньги, на удивление ловко, хотя у
