по втулку. Сэм нажала на тормоза и выключила двигатель. Воцарилась тишина. Сэм почувствовала, как порыв ветра качнул машину. Ники возбужденно дернул ручку двери.
– Ура! Завтра мой день рождения!
– Ждешь с нетерпением? – спросила Хелен.
– Ага!
– Да, дорогой, – поправила его Сэм. – Надо говорить «да», а не «ага». Понял?
Мальчик задумался, потом дерзко ухмыльнулся матери.
– Ага! – выкрикнул он. – Ага! Ага!
А затем выпрыгнул из машины и побежал по дорожке.
Сэм посмотрела на Хелен, покачала головой и улыбнулась. Няня залилась румянцем.
– Извините, – сказала она. – Я пытаюсь его отучить. Но Ники такой упрямый.
– Весь в отца, – ответила Сэм, распахнула дверь и вышла наружу. Ветер растрепал ей волосы, откинул их назад, больно швырнул горсть песка прямо в правый глаз. Она моргнула, протерла его платком, потом открыла багажник.
И на несколько мгновений замерла, разглядывая открывшуюся перед ней панораму. Поля, поля, тянущиеся до самого берега реки Уз, поля за рекой, а вдалеке за ними – Саут-Даунс. Справа – шпили и стены Льюиса, меловые отвесные берега и разрушенный замок на холме. Даже в холодное и ветреное январское утро, когда повсюду вокруг валялись вырванные с корнем деревья, вид был впечатляющий. Эх, вот бы прямо сейчас надеть резиновые сапоги и отправиться туда, вдаль. Но Сэм повернулась, взяла первую коробку с покупками и потащила ее в дом. Снова посмотрела на леса и на полотнище синего брезента, которое хлопало на ветру, словно парус.
Она вошла в дом, и запах свежей краски окутал ее. Сэм принюхалась: пахло хорошо. За ней вошла Хелен с огромным бумажным пакетом.
– Боже, ну и холод!
Сэм внесла коробку, опустила ее на кухонный стол. Гордо посмотрела на новенькую синюю плиту, включила ее, прислушалась к работе масляного насоса, полюбовалась вспышкой пламени. Потом открыла щиток и включила центральное отопление. Послышались клацанье, дребезжание, щелчок, вновь вспыхнуло пламя, потом ребристая дверь начала вибрировать.
Сэм опять вышла из дома. Навстречу ей попалась Хелен, которая несла упаковку колы. Ники шел следом, с трудом тащил пакет. Сэм улыбнулась:
– Не надорвешься, Тигренок?
Сын отрицательно покачал головой, преисполненный мрачной решимости. Она взяла еще одну коробку и поспешила за Ники по хрустящему под ногами гравию, с нежностью глядя на сына; он поставил пакет на землю, потом снова его поднял. Господи, до чего же он еще маленький. Но он вовсе не казался таким уж крохотным, когда родился.
Пришлось делать кесарево сечение. Этот идиот-акушер не сразу понял, что ее таз недостаточно широк для крупного ребенка.
«Нет, ради Христа, нет! Боже мой!
Хорошо же ты поработал, мистер Выдающийся Акушер. Сладкоречивый мистер Фрамм. А уж как перед этим соловьем разливался, уверяя, что все будет в порядке. Блестящую
