за вычура?
Чужак закашлялся от смеха, подсел к мальцу.
– Верно, непростая ложечка… Видишь эту гору? – Мужик кивнул на отвесную стену у реки. – А жилки на ней примечал? Это и есть серебро. Из него цари монеты льют, а мы с тобой похлебку хлебать будем. Чем мы с тобой не цари? А хочешь я тебе медную руду покажу?
Второй чужак словно и не слышал своего товарища. Ссутулившись, молча зачерпывал варево и отправлял в рот, подставив под ложку кусочек сухаря, чтобы не капало. Алеша попробовал тоже хлебнуть, но ложка, враз нагревшаяся, ожгла губы. Дернулся, горячее пролилось на рубашку. Малец осерчал и встал, бросив новинку. А смешливый даже и не взглянул, тискал в руках что-то вязкое, красновато-желтого цвета.
– Видишь, это медь. Ты теперь понимаешь, какие вы тут все богачи? На серебре, на меди сидите!
– Василь, – Алешка аж вздрогнул от неожиданности, когда сутулый подал голос, – не дури голову, дай людям поесть! Вон пацан уже ложку бросил…
Смешливый, наконец, оторвал взгляд от своих находок и расхохотался, увидев рассерженное Алешкино лицо. Ластка степенно достал из-за пояса свою деревянную ложку и не спеша зачерпнул похлебку. Дал маленько остыть на ветру и с шумом втянул в себя – наваристый супец приятно согрел нутро. Ивашка снисходительно посмотрел на смешливого:
– А на что мне эти ваши причуды? Баловство одно! Что проку от такого богатства? Вы сюда лучше гляньте!
Ластка наклонился к охотничьей сумке и, торжествуя, достал зверьков, добытых из капканов. Хозяйскою рукой взял тушки за загривки, все четыре разом. Встряхнул – засеребрился мех, заиграл каждой шерстинкой.
– Вот оно богатство! А вы тут гору скребете. Камень он и есть камень. Не согреет, не накормит. Разве что ложка эта ваша греется, так из нее хлебать дитенок и тот не стал.
Теперь уже смеялся ни сутулый. Еще больше сгорбившись, он тихонечко взвизгивал, уткнувшись в острые коленки.
– Понимаешь, – сказал он, – все богатства меряются монетой. И твои соболя тоже.
– А, знаю, куны. А на что они мне в тайге?
– Куны – кожаные деньги. Они дальше Новгорода не ценятся. А в других краях серебряная денежка в ходу. Государь Всея Руси Иоанн Васильевич иноземную монету, какая гнутая да ломанная, на твои меха выменивает. После на монетном дворе из этого лома нашу монету льют, потому как государь без нее и не государь вовсе. Смекаешь, какая московскому царю радость будет, когда он про сие открытие узнает, что на речке Цильме и серебро, и медь имеются?
– Ты мне голову не морочь, – осерчал Ивашка, – как ты собираешься камень в лепешку расплющить, чтобы из него монета получилась?
Смешливый снова засмеялся, а сутулый его оборвал:
– Чего зря зубы сушить, дело мужик говорит, – и уже повернувшись к Ивашке добавил с вздохом: – Твоя правда,
