очень мало волновало, что я работаю с людьми.
Если я и проявлял простое человеческое сочувствие, то только потому, что этот больной мог оказаться мне полезным благодаря своему положению в обществе или же увеличил бы мое состояние. Не очень богатые или умные пациенты считали меня равнодушным врачом, хотя и поставившим цель – вылечить их быстро и эффективно.
Там, на краю ада, я вспомнил женщину, обратившуюся в мое анестезиологическое отделение с жалобами на хронический артрит. Это была сильная физическая боль, но моя пациентка плакала не только поэтому.
«Мне нужно с вами поговорить, доктор, – причитала она. – У моего мужа рак легких. Он умирает, а я не знаю, что делать».
«Был бы рад с вами поговорить, – сказал я, выписывая и протягивая ей рецепт на обезболивающие и снотворные. – Но меня ждут пациенты». И ушел.
Я вспомнил еще одну трагедию, которую спокойно проигнорировал. Мы только закончили операцию на открытом сердце, но не смогли его завести. Несколько раз мы пускали электрический разряд, но оно не шелохнулось. Безутешный хирург продолжал попытки. Много, много раз он прижимал электроды, ждал, снимал и прижимал снова. В итоге он объявил, что пациент мертв.
Мы вышли из операционной и поплелись вниз по коридору, чтобы сообщить семье о смерти ее главы. Хирург был потрясен пережитым. Он резко ссутулился и дребезжащим от волнения голосом сообщил собравшимся трагическую новость. Убитые горем люди крепко обнялись и разрыдались, понимая, что уже никогда не заговорят с человеком, которого они так любили.
Меня же совсем не тронул этот непродолжительный разговор. Я мог думать только об очередной операции и о том, как вернусь домой, сяду за компьютер и начну играть на бирже. Я жил словно робот. Я хорошо научился скрывать эмоции. И потом, что не под силу даже роботу, я приучил себя думать только о себе. В определенном смысле это было даже необходимо. Через полчаса я собирался воодушевить еще одного пациента перед подготовкой его к операции. Моя жизнь была полна стрессов, и на осознание эмоций у меня просто не было времени. Вечером я пропускал два-три стаканчика шотландского виски, а в шесть утра уже был на ногах. По дороге в больницу я пил кофе и закусывал сандвичем. Прежде чем приступить к операции, я проверял фондовый рынок, чтобы убедиться в правильности моих прогнозов по самым ценным активам. Мои эмоции были надежно спрятаны за стеной моих богатств.
Вокруг меня вздымались клубы дыма и пронзительно вопили души, горевшие в огне, а я думал о своем богатстве и о том, каким бессмысленным оно оказалось здесь. Зачем мне было все это? Наш дом был настолько огромен, что когда мы находились в разных его концах и хотели пообщаться друг с другом, нам требовался айфон. Я постоянно соперничал со своими соседями и коллегами и в итоге был одержим накопительством. Моя алчность не знала границ. Жизнь превратилась в погоню за американской мечтой.
Еще до того, как у меня обнаружили рак предстательной железы, я находился под влиянием стресса, вызванного жаждой обогащения.
