яблока печеного, и с нимЯ к кумушке тихонько прячусь в чашку;
И только лишь кума начнет хлебать,
Я в губы ей толкаюсь и питьем
Морщинистую шею обливаю.
А иногда для тетушки степенной,
Когда она рассказывать начнет
Историю, исполненную слез,
Я, сделавшись трехногим, гладким стулом,
Из-под нее выскакиваю вон –
И тетушка летит в припадке кашля,
И целый хор, поджав себе бока,
Хохочет, и чихает, и клянется,
Что никогда не веселился он
Так истинно, как в этот час паденья.
Тс! Оберон, мой царь, сюда идет!
А вот моя царица! Хорошо бы,
Когда б твой царь ушел скорей отсюда.
Входят Оберон со свитой с одной стороны, а Титания со своей свитой – с другой.
Зачем я здесь, при месячном сиянье,
Надменную Титанию встречаю?
А, это ты, ревнивец Оберон!
Идемте, эльфы: я ведь поклялась
С ним не делить ни общества, ни ложа.
Остановись, преступная жена:
Не я ль твой муж?
А я тебе жена!
О, знаю я, ты часто покидаешь
Исподтишка волшебную страну
И в образе влюбленного Коринна
Проводишь дни, с свирелию в руках,
У ног своей возлюбленной Филлиды
И ей поешь любовь свою в стихах!
Ты почему из дальних стран индийских
Сюда пришел? Уж верно потому,
Что с дерзкою, в сапожках, амазонкой,
С воинственной любимицей твоей,
Готовится Тезей соединиться
И ложу их ты хочешь даровать
И счастие, и радость без конца.
Титания, тебе ли упрекать
За то, что я привязан к Ипполите?
Известна мне к Тезею страсть твоя:
При бледном звезд сиянии, не ты ли
Похитила его у Перигены,
Которую он обольстил? Не ты ль
Заставила его забыть все клятвы,
Которые давал он Ариадне,
Аглае и прекрасной Антиопе?
Ты в ревности все это изобрел.
Как перешло за половину лето,
Ни разу нам собраться не случалось
В лесу, в лугах, в долине, на горе,
Иль при ручье, поросшем тростниками,
Иль на краю приморских берегов,
Чтобы плясать под свист и говор ветра
И составлять кружочки, без того,
Чтоб ты своим неугомонным криком
Не помешал веселью наших игр.
И ветры, нам как будто бы в отместку
За то, что тщетно песни нам поют,
Все принялись высасывать из моря
Зловредные туманы и пары,
Туманами покрыли все равнины
И вздули так ничтожные речонки,
Что их сдержать не могут берега.
С тех пор, как мы поссорились с тобою,
Напрасно вол впрягается в ярмо,
Напрасно труд свой тратит земледелец:
Зеленая пшеница вся сгнила,
Хотя
