По залу пронесся стон, когда она начала медленно одеваться.
– Как хороша, чертовка! – раздался бас за соседним столиком.
Чуть скосив глаза, Баранов узнал громадного усаа, у которого слюна уже закапала на стол. Это был начальник гарнизона города Львова генерал Веселаго.
В зале стояла тишина, прерываемая хриплым дыханием сотни мужчин, которые совершенно потеряли голову и готовы были за одно прикосновение к этой вакханке не только выболтать все военные тайны, но и убить кого угодно. В заключение Роза взяла с трюмо флакон духов и нанесла семь капель на интимные места своего тела. Затем, накинув прозрачный пеньюар и высоко вскидывая ножки, она запела фривольную песенку:
Мой папаша пил, как бочка,
И погиб он от вина.
Я одна осталась дочка
И зовут меня Нана.
Зал заревел, и Эдем превратился в Содом. Раздался гром аплодисментов, и все рванули к сцене, забрасывая ее цветами.
Баранов протиснулся за кулисы как раз в тот момент, когда Роза спустилась со сцены. Он почти в упор посмотрел на нее. Увидев красавца-офицера, она остановилась, и их глаза встретились. В это время, чуть не сбив его с ног, промчался адъютант начальника гарнизона с огромным букетом цветов и вручил их артистке.
Неожиданно Баранов увидел Деревянко, стоящего чуть поодаль, одетого в штатский костюм, в котелке, с тросточкой и с небольшим букетиком.
– Как вы смеете проявлять грубость по отношению к фронтовому офицеру? – закричал контрразведчик. Баранов мгновенно пришел в себя, развернул адъютанта к себе лицом, дал пощечину и бросил ему в лицо перчатку.
– Вы – тыловая крыса. Я вызываю вас на дуэль. Выбор оружия за вами, —прохрипел поручик.
– Господа, господа, успокойтесь, – певичка встала между ними, – вам что, мало смертей на фронте?
– Отставить! – вдруг раздался знакомый бас. Это кричал подоспевший Веселаго.
– Десять суток ареста каждому!
– Генерал, будьте снисходительны, они еще так молоды, – сказала Роза, вплотную подойдя к коменданту.
– Мадмуазель, но воинская дисциплина. Дуэли запрещены.
Увидев, что Роза отошла от него с недовольным гримасой, Веселаго сменил гнев на милость.
– Ну хорошо, хорошо, только ради Вас. Марш спать, а утром оба ко мне в комендатуру, там разберемся.
Инцидент был исчерпан.
Оркестр принялся наяривать канкан, кордебалет танцевал, визжа исполняя озорные частушки:
Была я белошвейкой
И шила гладью.
Теперь я балерина
И стала б…
Причем последнее скабрезное слово заглушала барабанная дробь. Посетители опять заполнили зал. Красавица
