глава сельского поселения. Среди комочков дерьма прогладывало стихотворение действительно странного содержания:
…И вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим.
И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых костей.
Скажите вы червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты – навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй…
На некоторое время нас окутало тревожное молчание. Вася Муравкин поселил в наши деревенские сердца настоящую загадку. В реальный мир нас вернул рациональный Варнава Фомич.
– Ерунда всё это, – будничным тоном заметил глава сельского поселения, не обращая внимания на оскорбленного этим замечанием Васю Муравкина, – прав был Фанис, жопу Король этим подтирал.
Семья Зубайдуллиных одобрительно закивала, с презрением поглядывая на Васю Муравкина. Не смотря на то, что супруги внимательно разглядывали вместе со всеми обрывок газеты, никто из них не умел читать, не говоря уже об их детях, которые, как я подозреваю, страдали легкой формой слабоумия.
Вася Муравкин, не обращая внимание на общее порицание, аккуратно сложил «улику» пополам и с любовью положил её во внутренний карман.
– Я это изучу! – гордо бросил он, после чего развернулся и пошел прочь с королевского двора. Его голос, его походку, его сопение можно было охарактеризовать одним словом – обида! Это слово невидимой дымкой повисло над нашим пастухом.
– Что делать, Варнава Фомич? – спросил участковый.
– Снимай его и организуй транспортировку в больницу, – ответил глава, – пусть Агафья Петровна его посмотрит.
– Хоронить, кто будет? – поинтересовался я. – Родни-то у него нет совсем.
– За счет сельсовета, наверное, твоё какое дело? – огрызнулся Варнава Фомич. Его лоб пробороздило несколько тяжелых морщин, что означало, что глава поселения находится в глубоком раздумье. Судя по всему, Варнава Фомич уже прикидывал, сколько из выделенных сельсоветом денег на похороны он положит себе в карман, и что он сможет позволить себе на них купить, – помогите лучше Фанису.
На этой ноте Варнава Фомич оставил нас наедине с покойником, решив, видимо, что его ждут другие более важные и неотложные дела. В след за ним, с видимым безразличием, королевские владения покинул чахоточный тракторист Фима.
– Нам тоже пора, – сказали в один голос супруги Зубайдуллины, и, подгоняя подзатыльниками свою детвору, поспешили прочь с королевского двора. Дети, не переставая ковырять в носах, и бросая прощальные взгляды на висящего Короля, молча подчинились родительской воле.
– Вот же хитрые жопы! – сказал
