Михаил и Кирилл Козловы – итого восемь человек – виделись ей просто пестрой кучкой стариков.
– Эт-та кто ж к нам пожаловал? – без обиняков поинтересовался Семеныч. – Заблудилась, что ли?
– Здравствуйте, – со всеми разом поздоровалась Вера. – Наверное, не заблудилась. Это ведь Корчи?
– Они самые, – подтвердил все тот же Семеныч. Остальные молчали.
– А где здесь дом номер четыре по улице Залесной, не подскажете?
Кто-то из стариков тихо ахнул, Михаил, старший из братьев Козловых, высокий и бровастый, отвернулся и сплюнул. Маруся перекрестилась и уставилась на Веру. Пауза затянулась.
– Я не понимаю… – заговорила было Вера.
Но тут вмешалась Ирина Матвеевна, интеллигентного вида пожилая дама в очках с золотистыми дужками. На ней единственной были не калоши или войлочные тапочки, а туфли без каблуков из мягкой коричневой кожи.
– Улица здесь теперь всего одна, а четвертый дом – вон он, – негромко ответила она.
Из толпы высунулась тетка Татьяна, женщина лет шестидесяти. У нее была своеобразная внешность: коротенькое и толстенькое, почти квадратное, тело и маленькая головка с узким личиком. Будто взяли две детальки из детского конструктора да и соединили вместе, не заботясь о пропорциях. Быстрые глазки, сильно выдающиеся вперед нос и рот придавали ей сходство с любопытной крольчихой.
– И надолго сюда? С вещичками-то?
– Пока не знаю.
– Вы кто Толмачевым будете? – продолжала допрос тетка Татьяна.
– Кому? – не поняла Вера. И тут же сообразила, что Толмачев – это фамилия отца. – Я дочь Владимира Толмачева, а мой дед – Игорь Толмачев. Папа давно уже умер, а дед – примерно четыре года назад. Ни его, ни бабушку я никогда не видела. Мне письмо пришло, что я единственная наследница этого дома, вот и приехала взглянуть, – принялась объяснять Вера.
Все настороженно слушали. Напряжение передалось и Вере, хотя она не могла уловить его природу. Снова эта необычная реакция на слова о наследстве!
– Может, поживу пока здесь, – неуверенно закончила она.
– Ну-ну. Вот, значит, оно как, – кивнула тетка Татьяна.
– Беда таперича будет, беда, – вдруг громко заголосила сухонькая старушка в клетчатом платке, низко надвинутом на лоб, смешно выговаривая «бяда» и «таперича».
«Сумасшедшая!» – решила поначалу Вера, но наткнулась на взгляд старухи и поняла, что поторопилась с выводом. Изо рта кликуши размеренно неслись горестные рулады, при этом выцветшие глаза, в которых светился ясный ум, цепко, с инквизиторской холодностью всматривались в лицо Веры.
– Возвернулася – теперь уж никуда не денисси, никому не жить тута! Окаянная ты, окаянная. Были нам знаки! Все видали – не все верили-и-и!
– Машка, что ты как на похоронах! – цыкнул на жену Семеныч. – Но вообще, да. Не к добру.
Все
