как же, как же. Новая девушка сына вашего, Степана. Брюнеточка такая худенькая, девчонка совсем. Семнадцатилетняя.
Маргарита Васильевна поставила на стол большущее блюдо с пирожками, на резную кедровую подставку водрузила расписной заварочный чайник. Принесла хрустальную вазочку с клубничным вареньем, поставила чайные приборы себе и гостю. Зажгла красивую желтую свечу, такую же, как была у Степана. Села сама напротив.
– Оговор это, милый человек. Оговор. Не было у Степки такой девки никогда, уж мне ли не знать. И кто вам только наболтал такого! Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь. Пирожки берите. Вот эти – с капустой, а эти – с грибами. Угощайтесь, пожалуйста.
Стрепетов хотел было отказаться, но рука словно сама потянулась к пышущему жаром аппетитному пирожку. Маргарита Васильевна налила в его чашку заварки, долила кипятком и снова поставила на блюдце. Сладковатый дымок от свечи расплывался над столом.
– Сахару желаете, Алексей Петрович? Или медку?
– Нет, спасибо, я уж с вареньем, – ответил он, пережевывая пирожок. И, с трудом преодолев желание тут же откусить еще кусок, спросил: – И кому ж это понадобилось оговаривать-то вас? И зачем?
– Известно зачем. Из зависти. Люди, знаете, какие бывают завистливые, не дай боже…
Последнее слово она произнесла с ударением на последний слог – боже. «Вроде и побожилась, и в то же время не Господа упомянула, – мелькнула мысль в голове участкового. – Ведьма она, точно, ведьма и есть. Ну что за мракобесие, и зачем только я сюда приехал…»
Угловым зрением он заметил какое-то странное шевеление на одной из стенных полочек, и на долю секунды ему даже показалось, что там сидит какое-то существо, похожее на толстую розовую крысу, но едва лишь он скосил взгляд, как понял, что это всего лишь часы, большой механический будильник.
– Ну а чему уж так завидовать-то? Как вы полагаете?
Проговорив эти слова, Стрепетов снова впился зубами в пирожок.
– Как чему? Семья у нас уважаемая, зажиточная. Сыновья у меня хорошие выросли, молодцы оба.
– Оба? – переспросил Алексей Петрович, зачерпывая чайной ложкой варенье.
– Конечно, оба. Да вы пейте чай-то, что ж вы все всухомятку…
– Спасибо, пусть чуть-чуть остынет… Горячий не люблю.
Варенье оставляло во рту приятное послевкусие, напоминающее о полузабытом детстве.
– А вот младший ваш, Леша… Говорят, он не от мира сего, блаженный… Вы уж меня простите, но разве тут есть чему завидовать?
– Ну и что ж, что блаженный? Он у меня добрый, заботливый. О матери никогда не забывает, первая моя подмога и опора в старости. Работящий, много чего умеет. И дрова заготовить, и сена накосить. Гончарному делу вот летом обучался у Елфеева. Я вам скажу: я на него просто не нарадуюсь.
– Любите, значит, своего младшего? – Стрепетов в упор посмотрел на хозяйку дома. – А где он сейчас, кстати?
