вины.
– Нет, не помню.
Говоря, я скосил глаза на Биссетт, и меня поразил ее взгляд: удивленный, подозрительный, полный подавленного возмущения и не знаю чего еще. Она как будто знала, что я лгу. Но откуда?
– Не помнишь? – настаивала матушка.
– Помню, что не разговаривал, – ответил я.
Матушка, судя по всему, испытала облегчение.
– Так вот, Сьюки… – начала она.
– Твердость, мэм, – вполголоса подсказала Биссетт.
– Знаешь, Сьюзен, ты обманула мое доверие, а поскольку мне только что пришли плохие новости о деньгах, боюсь, мне придется тебя рассчитать.
– Но они живут только тем, что она приносит, – возроптал я.
– Видите, мэм? – подхватила Биссетт. – Вы кормили из своих запасов всю семью. Неудивительно, что мы с трудом сводили концы с концами и только и делали, что спрашивали друг друга, куда деваются деньги!
– Вы были очень добры ко мне, мэм, – всхлипнула Сьюки. – Я не должна была так поступать, это было нехорошо.
– Поди собери вещи, – распорядилась Биссетт. – И, прежде чем ты уйдешь, я проверю все, что ты возьмешь с собой.
– Не думаю, что в этом есть нужда, – пробормотала матушка, но Биссетт смерила ее строгим взглядом, и она смолкла.
Сьюки накинула на лицо фартук и выбежала из ком-наты.
– Но, Биссетт, – продолжила матушка, очевидно расстроенная предыдущей сценой, – даже за вычетом жалованья Сьюки, у меня теперь не остается денег, чтобы оплачивать ваши услуги.
– Не заботьтесь о моем жалованье. Так или иначе, я от вас никуда не уйду. Даже если вы сможете платить мне не больше, чем платили Сьюки.
Меня удивил ответ Биссетт, в особенности же то, что она таким образом поставила себя на одну доску с презираемой прислугой.
Матушка крепко ее обняла.
– О Биссетт, вы настоящий друг!
– Я знаю свой долг, – строго заключила Биссетт, стоя как камень и не отвечая на объятие матушки.
Ее глаза встретились с моими над плечом матушки.
– Как вы все прознали о Сьюки? – спросил я. – Прошли уже годы, с тех пор как мы ходили в Хафем.
Она слегка нахмурилась и, немного помолчав, отозвалась:
– Услышала в деревне.
Я злобно на нее посмотрел, и в голове моей завертелось множество подозрений.
Когда она вышла, чтобы проследить за уходом Сьюки, матушка сказала:
– До чего же нам предана Биссетт. Я теперь стыжусь, что мне временами казалось, будто она слишком уж корыстна. Она нас любит, это ясно. Знаешь, в прошлый раз, когда я сказала, что не могу больше платить ей сколько прежде и придется ее уволить, она согласилась работать за меньшее жалованье.
В тот же вечер Сьюки отправилась домой, и как там встретили эту новость, я боялся и подумать. Поскольку выше мне неоднократно приходилось признаваться в мыслях и поступках, не делающих мне чести, то позволю себе упомянуть, что уговорил ее принять в подарок два шиллинга и несколько
