более непримиримо отнесся к «поповству» отца Валентина П. П. Царенко, в то время молодой, но уже сделавший некоторую карьеру хирург (он был, между прочим, секретарем Съезда врачей). «Я не раз видел Войно-Ясенецкого идущим в церковь и из церкви, – рассказывает Царенко. – Он шел, окруженный толпой бабенок, благословлял их, а они лобызали ему руки. Тяжелая картина». В больнице, по мнению Царенко, главный хирург тоже «чудил» – благословлял больных перед операцией. Все это было совершенно недопустимо, и Царенко с удовлетворением замечает, что арест пошел Войно-Ясенецкому на пользу. «Получив предупреждение, отец Валентин стал поскромнее».
Непонимание оборачивалось непредумышленной насмешкой. И так изо дня в день – непонимание, насмешки, а порой и ненависть. Комсомольские карнавалы на Пасху и Рождество, оскорбительные выкрики прохожих на улице… Между 1921 и 1923 гг. на долю отца Валентина выпали те же испытания, что переживал в то время любой служитель Церкви.
«Зная многих из нас как безнадежных безбожников, он никогда нам ничего не проповедовал, не агитировал, не стремился "направить на путь истинный", – пишет Л. В. Ошанин. – Вообще Войно был терпим к инаковерующим. Среди его учеников было много евреев; одним из ближайших его друзей был профессор Моисей Ильич Слоним». Однажды (это было уже в 1926 г.), встретив Ошанина с женой и дочерью, строгий епископ Лука запросто пожал всем руки. «Здравствуйте, здравствуйте, – сказал он, улыбаясь, – целое безбожное семейство по улице идет, и как только земля терпит».
«Войно был строг, суров, аскетичен, – добавляет Ошанин, – особенно суровыми были его холодные, умные, внимательные глаза. Но иногда он как-то особенно искренне и дружелюбно улыбался. Не я один, а все, знавшие Войно, хорошо помнят его милую улыбку». Именно такой улыбкой приветствовал он «безбожное семейство» Ошаниных.
Но, как ни парадоксально, снисходительность и дружелюбие хирурга-священника проливались в те годы в основном на безбожников и инаковерующих. С верующими был он суров, непреклонен, а по некоторым свидетельствам, даже жесток. Об этом существует несколько рассказов. Один из них относится к лету 1922 г., когда религиозная ситуация в городе до крайности накалилась. В Москве, в противовес традиционной Православной Церкви, возглавляемой Патриархом Тихоном, возникла так называемая «Живая церковь». Пользуясь поддержкой светских властей, «живоцерковники» (речь о них пойдет ниже) начали захватывать по всей стране церкви, приходы, кафедры, кафедральные соборы. В Ташкенте им удалось занять собор, стоящий в центре города. Сергиевская же церковь на Пушкинской улице, где служил отец Валентин, сохранила верность Патриарху. Между двумя церковными организациями шла жестокая борьба. В эту пору многие верующие, особенно живущие в центре люди, да к тому же не слишком разбирающиеся в церковной политике, обращались к Войно-Ясенецкому с просьбой разрешить им посещать собор на Красной площади. Но отец Валентин на все эти просьбы категорически заявил,
