Лечсанупра Кремля Ходоровскому. В ней говорится: «Полученная из Парижа сыворотка от больных, выздоровевших после гриппа, в количестве 9 ампул, была проверена на стерильность и безвредность. Из одной ампулы был сделан контрольный посев на различные питательные среды, которые остались стерильны. Для проверки на безвредность 10 к. были вспрыснуты подкожно морской свинке, которая осталась здорова» [173]. Зачем понадобилось делать проверку французской сыворотки после смерти писателя? Не потому ли, что 25 июня Левин приобщил к истории болезни письмо Бирюкова, записки Онг-Гвае-Свяна и служебную записку Боровской, сделав помету: «К истории болезни тов. М. Горького. Л. Левин. 1936. 25/VI». Не зря Горький так тепло отозвался о нем в предсмертных записях: «Замечат<ельно> симпатичен др. Левин» [174]. Ведь благодаря ему раскрылась тайна «умерщвления» писателя.
В записях Кошенкова постоянно фигурируют фамилии 17 врачей, которые лечили Горького. Среди них «кремлевский доктор» Л. Г. Левин, Г. Ф. Ланг, А. Д. Сперанский, Н. Е. Лебедев, М. П. Кончаловский, М. Ю. Белостоцкий и др. После 8 июня у постели больного появился Д. Д. Плетнев. Они представляли две разных медицинских школы: традиционную и новаторскую. К последней принадлежали сотрудники Института экспериментальной медицины (ВИЭМ), возглавляемого Л. Н. Федоровым. Противоречивые разговоры по дороге из Горок и в доме на Никитской, которые записывал комендант, свидетельствуют, что единства мнений у врачей не было. Они делились на тех, кто верил, что можно спасти пациента, и тех, кто постоянно твердил, что он обречен. Начиная с 14 июня врачи окончательно запутались в своих оценках, создавалось впечатление, что лечат вслепую. С 13 июня, когда состояние больного снова ухудшилось, консилиум (Л. Левин, Д. Плетнев, М. Кончаловский и Г. Ланг) созывался ежедневно. И хотя все эти доктора, как доказала авторитетная комиссия экспертов в 1984 года, абсолютно неповинны в смерти Горького, зловещая тень убийства была брошена на «врачей-отравителей» не только на процессе 1938 года. Даже Крючков после смерти писателя признался: «…если бы не лечили, а оставили в покое, может быть, и выздоровел бы» [175].
Итак, это была тщательно разработанная имитация естественной смерти («смерть от болезни»), которую не раз применял «фармацевт» Ягода и его сообщники в 1930-х годах. В секретной лаборатории ОГПУ-НКВД хранились не только яды, но и вакцины разных болезней, в том числе детских, которые могли вызывать у взрослых «естественную» смерть. Тайна смерти Горького оставалась до конца ХХ века непроясненной, пока не появились новые документальные материалы из архивов Президента РФ и ФСБ. Ставшие известными сведения о деятельности оппозиции и антисталинских заговорах заставили по-новому взглянуть на последние годы жизни Горького. Комиссия по реабилитации незаконно репрессированных много лет спустя документально установила невиновность врачей, лечивших его, но не реабилитировала Ягоду и его помощников. Можно сказать, что возбудителем
Там же. С. 99.
Там же. С. 177.
Там же. С.199..
