первой, с кем захотелось поделиться болью. Через много лет после войны он впервые произносил вслух то, что занимало его каждую минуту жизни, даже во сне. Он поделился с ней своими секретами, не чувствуя при этом унижения и не стесняясь слез, – рассказал, что больше не может летать, что боится высоты, что комиссован из армии и что он инвалид с двадцати пяти лет. Верочка призналась, что отца арестовали, когда ей было три года, что семья превратилась в изгоев – членов семьи врага народа, что мама ездила в тюрьму, на Холодную гору, а ее не пустили и ударили в грудь прикладом. Через много лет в груди образовалась опухоль и мама долго и мучительно умирала. Что старшую, тогда восьмилетнюю, сестру Наталью односельчане выталкивали из очереди за хлебом, и она приходила домой в слезах, но следующей ночью снова шла и занимала очередь, а ее снова выталкивали. Они открывались друг другу, как цветки солнцу, утешали друг друга, поддерживали, и прошлое стало общим. Будто слезы счастья утренней росой умыли два влюбленных сердца, – они поженились. Верочка окончила лесной техникум и получила распределение в Ровно. Петя поехал за ней – без нее он не мог дышать, рядом с ней его буквально распирало от счастья. Она тоже много читала, и ее любимым автором был Цвейг.
– Все у него как-то грустновато, – заключил Петя, прочтя один из рассказов. – Как ты можешь его читать?
– Он рассеивает иллюзии, – ответила Верочка.
Наверное, благодаря рассеявшимся иллюзиям Верочка с сестрой не общалась. Когда-то Наталья открыто, при Пете, заявила, что Вера круглая дура, иначе как объяснить ее любовь к бесперспективному мужику, ведь за Верой ухаживал сам председатель сельсовета!
– Ну и что, что председатель, – хмыкнула Вера, – мне не должность нужна, а душа. – И она поцеловала Петю в щеку. При сестре.
И она была ему очень нужна, она стала для Пети самой большой наградой за всю нелегкую жизнь. Не формами покорила она его, не короткими волнистыми прядями, а доброй душой и глазами – они с такой нежностью смотрели на его изуродованное шрамами лицо. А потом ее руки с такой же нежностью гладили его седую голову и губы целовали шрамы. По ночам она спасала его от кошмаров – будила. Кошмары были разные: то приходил стрелок Степан и спрашивал, где его голова. Петя отвечал, что замотал ее в гимнастерку и отнес в морг санчасти. Снилась лоснящаяся рожа комиссара. Разлепив пухлые губы, он орал: «Ты меня на х… послал?! Меня! Полкового комиссара! Не видать тебе Звезды Героя, как своей ж…!» Звезду он так и не получил, хотя после войны сам Маресьев за него хлопотал. Снился Вася Сталин, совсем пацан, щуплый, стеснительный, улыбается и смотрит на Петю – даже во сне Петя чувствовал, как коленки дрожат: шутка ли, ему поручено научить летать сына самого отца народов! Снился последний бой над Будапештом. Разрушенный, дымящийся, грохочущий, он лежал под крылом истребителя шахматной доской – один квартал занят немцами, другой – союзниками. Подбили. Выпрыгивать с парашютом? Бесполезно – до земли не доберешься, разорвут в воздухе в клочья. В двадцать четыре года он принял решение погибнуть. Но судьба его решение отклонила – пылающий
