А потом и вовсе перестал двигаться. Марковна забрала его в хату и стала делать какие-то полезные уколы. Все село над ней потешалось, когда она выносила пса во двор на одеяле.
– Ты ему еще грудь дай! – ржали соседки. – Вон что бездетность с бабой делает.
Она выходила пса и под замечания селян «Ишь городская нашлась!» водила гулять на поводке. После выгула наливала в таз теплую воду, садилась на низенькую табуреточку и… «Джек! Ходь мыть лапэчки!» А потом разговаривала с Джеком на польском языке. Была у нее мечта – уйти на пенсию, продать дом и вернуться в Полтаву.
– Ты вот вернулся, – сказала она Гармашу, – и я хочу в свой город. Хочу пожить без огорода, без свиней, – и она мечтательно улыбнулась.
Но, говоря это Гармашу или кому другому, она прекрасно понимала, что мечта ее умрет вместе с ней – в городе просто так жилье не купишь, надо работать на заводе и стоять в очереди на квартиру. На государственную – лет двадцать, на кооператив – не менее пяти. А жить где? Можно, конечно, дворником устроиться, тогда дадут служебную, но это не ее вариант, ей уже за шестьдесят.
Марковна отдала Гармашам две комнаты, четверть огорода, сказала, что посуду могут брать любую, и если Петя починит забор, сарай, крышу, то плата ей вообще не нужна и они могут жить сколько хотят. Дети пошли в школу, Верочку взяли на работу в лесничество, а Петя устроился в столярный цех пищекомбината – там еще помнили, каким замечательным столяром был его отец, да и Петя после войны работал столяром. После первого рабочего дня Гармаш пошел на почту – отправить Абу телеграмму с новым адресом. На почте никого, за окошком пусто, кто-то в подсобке шуршит. Петя взял бланк телеграммы, стоит, заполняет, и тут из подсобки выходит… Нина.
– Петя? – Она остановилась на полпути к столу.
Рука перестала писать, и он опустил голову. Руки дрожат.
– Ну, здравствуй! – молвит она и садится за окошко.
– Здравствуй… – Петя смотрит в телеграмму, но ничего не видит.
– Слыхала, что ты вернулся. С женой, детишками.
– Да, вернулся.
– Надолго?
– Надолго, – протягивает ей телеграмму. – Сколько с меня?
Некоторое время Нина шевелит губами.
– Абу мы на месте все здоровы буду строиться пиши адресу… Петя. Хм, я еще не отправляла телеграммы в Чечено-Ингушскую автономную эсэсэр. – Нина считает слова и перекидывает на счетах костяшки. – Рубль двенадцать копеек.
Петя отсчитывает деньги и кладет на стойку. Нина сгребает деньги рукой – рука такая же пухлая, такая же белая. Они больше ничего не говорят, не смотрят друг на друга. Петя прощается и уходит. Домой он идет не сразу, а сворачивает к реке.
Он с детства доверял ей все свои тайны, мечты, радости и печали. Он был у морей, у озер, но только эта река и никакая другая утоляла боль его сердца, незаметно забирая и унося. Он долго сидел
