предварительно завернув в магазин. На бордо денег у меня не было – но бордо в данном случае и не приветствовалось. Сергей Ильич жарил яичницу на кухне. Я поставил на стол бутылку водки, присел на табурет и описал Сергею Ильичу конкретный случай. Непросто было объяснить, что именно экспонируется в галерее, я с трудом подбирал слова. Надеюсь, Татарников понял, что это была за гусеница, и какого рода квадраты висели по стенам.
– Значит, квадраты?
– Квадраты, да. А Башлеев пришел на них посмотреть – и пропал.
– Пропал, значит? – спросил Сергей Ильич и аккуратно разбил яйцо о край сковороды.
– Испарился.
– И собака след не взяла? – Бац, второе яйцо разбил.
– Хороший пес, а растерялся.
– Зато вы не растерялись. Обнаружили троянского коня в галерее? – Третье яйцо кокнул, желтых три глазка на сковороде. – Решили, что тело внутри художественного объекта?
– Когда смотрю на выставки нового искусства, всегда думаю: так придумано все, чтобы было удобно трупы прятать. Перевязал ленточкой, бантик на задницу приляпал – вот тебе инсталляция. Хоть в Третьяковке показывай, никто ничего не спросит. И вывозить за рубеж удобно. Скажем, грохнул банкира, куда тело деть – вопрос. А тут как раз выставка в Париже – хоп, соорудил инсталляцию и вперед, пара часов – и уже вдали от русского правосудия. Тут проблема одна – запах.
– И как же думаете справиться?
– Да не волнуйтесь вы за них, Сергей Ильич! Придумают! Египтяне на тысячу лет покойников бальзамировали – и наши деятели как-нибудь на пару недель законсервируют. Прогресс все-таки. Обольют «Шанелью» или черной икрой намажут. У богатых свои фантазии.
– Нефтяная компания Балабоса и Башлеева, кажется, переходит в государственное управление? – спросил Татарников невпопад.
Я кивнул, разлил водку. Татарников снял сковороду с огня и щедрой рукой отвалил мне два глазка из трех – я и спорить не стал, целый день не ел. Там, на Рублевке, разве они накормят? Сергей Ильич поковырял вилкой свою часть яичницы, отхлебнул из граненого стакана и сказал:
– А подозреваемых, так понимаю, четверо?
– Ну и рожи, Сергей Ильич! Поперек себя шире.
И я описал ему Переплюеву, Шайзенштейна, Потрошилова и Балабоса.
– Вы описываете исключительно некрасивых людей.
– Такие будки, Сергей Ильич!
– Вы не находите это странным: некрасивые люди представляют прекрасное?
– Простите, не понимаю.
– Скажем, Леонардо да Винчи или Рафаэль были красивыми людьми. А сегодняшнее искусство представляют некрасивые люди. Значит ли это, что искусство сегодня не вполне искусство?
– Теперь так принято, – сказал я неуверенно. – Многим нравится.
– Вы, я вижу, знаток, – подхватил Татарников. – Может быть, разъясните, почему квадрат одного художника похож на квадрат другого художника? Вот вы, журналист,
