но только во время трудового дня. Никита говорит, что это нормально. Вот только среди моих коллег есть те, кто дружит между собой. Они созваниваются в выходные, ходят вместе в кафе. Взять ту же Ленку, которая общается со мной больше всех: вчера они ходили с Катей по магазинам. Чем та Катя лучше меня? У нас даже имена одинаковые… Я чувствую себя изгоем, когда на прощание Света, например, целует всех девчонок в щёку, а мне машет рукой – будто я заразный больной.
Я смотрю через окно маршрутки на промозглое осеннее утро. Люди на тротуарах кутаются в тёмные куртки и пальто, спешат на работу. Город ожил ещё несколько часов назад – в Москве день начинается очень рано, особенно для тех, кто живёт далеко от центра. В стекле отражается моё лицо. Какая же я уродина! Больше всего ненавижу свои жирные щёки – они делают меня похожей на хомяка; кожа на них красная, неровная, что особенно бросается в глаза под беспощадным утренним солнцем. Эти дурацкие щёки портят всё моё лицо: мой курносый нос на их фоне кажется недоразвитым, я всё время пучу глаза, чтобы они казались больше, и над бровями скукоживаются горизонтальные складки, я стараюсь уложить волосы так, чтобы прикрыть ими свои щёки, и от этого они быстро салятся и опадают коричневыми патлами. Фу, даже смотреть на себя противно! Отворачиваюсь от окна, машинально опускаю глаза и смотрю на свои расплющенные бёдра. Про свою фигуру я вообще молчу… Вздыхаю так тяжело, что женщина на соседнем кресле бросает на меня подозрительный взгляд.
У меня никогда не было поклонников. Когда мои одноклассницы в тринадцать лет бежали за угол школы на свидания, я только с завистью провожала их взглядом и плелась домой. Зато любви без взаимности было выше крыши. Сначала Вова в детском саду, обаятельный блондин с невероятными ультрамариновыми глазами, упрямый и хулиганистый, заводила всей группы – он сказал, что я толстая, поэтому он не будет со мной играть. А потом все ребята дразнили меня: «теле-теле тесто, жирная невеста». В одиннадцать лет родители отправили меня в художественную школу, потому что им некуда было девать меня по вторникам и четвергам, и там я влюбилась в Андрея, печального сероглазого мальчика на несколько лет старше меня; он рисовал самые красивые пейзажи в стиле Моне. У Андрея было отличное чувство всей палитры «vert de», поэтому особенно хорошо у него выходили те месяца, когда природа зелёная. И я мечтала, что между неспелыми персиками и виридоновыми травами он когда-нибудь всунет моё розовое пухлое лицо. Это была очень сильная и непродолжительная любовь. Я ждала его после занятий и молча шла чуть позади, почти рядом. И он тоже всегда молчал. Я провожала его до дома, и он захлопывал перед моим носом дверь в подъезд, даже не обернувшись, будто меня не существовало. А однажды не пришёл на занятия. Я думала, что заболел. Но он не пришёл раз, потом два, а потом я узнала, что он переехал с родителями в другой город.
В шестнадцать мне понравился одноклассник Саша, стройный высокий брюнет с тёмными глазами цвета жжёного кофе; отличник, занял первое место по математической олимпиаде в городе. Он не интересовал меня до тех пор, пока однажды не поднял мой учебник с пола, который сам же случайно
