похожего на голоса или мотор автомобиля.
Второе – комната. Светелка, в которой всей обстановки – лишь его кровать и стул. Даже ковра на полу нет. Два окна, завешенных скучными бежевыми шторами, довольно плотными, хоть и пропускающими дневной свет. Под потолком качается лампа в молочно-белом коконе абажура. Дверь плотно закрыта.
Она забрала у него пиалу с остатками бульона, поднялась и прежде чем уйти, ногой отодвинула стул на середину комнаты. Так, чтобы он не мог дотянуться.
– Теперь давайте побеседуем. – Вернувшись, Ирма села не на кровать, а на стул, в некотором отдалении от него. – Вы меня вспомнили?
– В общих чертах, – соврал Гройс. – Вы приходили ко мне два?.. три дня назад?
– Четыре, – она любезно улыбнулась. – Помните, о чем я вас просила?
Настала очередь Гройса улыбаться:
– Вы не просили. Вы предложили сделку.
– И вы отказались.
Ладони ее лежали на коленях – длинные пальцы, скромный бежевый лак на овальных ногтях. Спокойное достоинство во всем облике. Лишь помада, на взгляд Гройса, была ярковата – неожиданное пятно фуксии на бледном лице. Из украшений только брошь на платье: светло-желтые листья и ягоды из янтаря.
– Я не торгую своей биографией.
Женщина понимающе кивнула и сложила губы в сочувственную полуулыбку.
– Боюсь, теперь у вас нет выбора.
– Почему?
– Условия поменялись, Михаил Степанович. Вы сами не замечаете?
Она с еле уловимой издевкой обвела рукой комнату. Гройс начал что-то понимать.
– Хотите сказать, вы приволокли меня сюда, чтобы я рассказывал вам подробности своей трудной судьбы? В самом деле?
Он захохотал и смеялся, пока в горле не запершило.
Ирма терпеливо ждала, и, когда стало тихо, сказала:
– Взаимная откровенность – залог успеха нашего сотрудничества…
– Давайте-ка без лозунгов, – оборвал старик.
Он начал злиться. При первой встрече она показалась ему странной, как бывают странны очень целеустремленные люди, но никак не глупой. Теперь он внес поправку в свое первое впечатление. Дура. Законченная. Из тех легко стервенеющих баб, которые без угрызений совести переедут машиной соседскую шавку, если та вздумает гадить им на газон. Сколько времени он провел без сознания? В комнате часов не было. Его собственные наручные часы, очевидно, находились там же, где его костюм.
Интересно, Ирма сама переодевала его? Или у нее был помощник? Не так-то просто ворочать безвольное тело.
Морщилась она, когда снимала с него носки? На несколько секунд Гройс пожалел о своей чистоплотности. Представив, как со стуком падает на пол ботинок и в нос Ирме шибает удушливая вонь, он даже развеселился. Баба-то чистюля. Из тех, у кого в сортире миллион освежителей воздуха, но она все равно каждый раз в хозяйственном покупает новый и никак не может остановиться.
Какой
