отца, чтобы он вышел и вступил с ней в перебранку… Моя мать встала между ними… Это вывело всех соседей из себя… они все были на нашей стороне… Они уже почувствовали вкус к путешествиям… Однажды вечером, возвращаясь с прогулки, мы не услышали ни Меонши, ни ее граммофона… Обычные участники вечеров собирались по одному… Устраивались в комнате за лавкой… Отец начинает свой рассказ… но уже совсем по-новому… Когда вдруг со стороны этой гадины раздается… Тарарах!.. ужасный грохот!.. Взлетают ракеты!.. Целый сноп огня! Взрыв! Совсем рядом с лавкой!.. Дверь отскакивает! И мы видим, как эта старая кляча жестикулирует факелом и ракетами… Она поджигает порох!.. Раздается свист, все кружится! Вот что она придумала, чтобы разрушить очарование! Она беснуется, как дьявол! Огонь попадает на ее юбку, она тоже воспламеняется! Все бросаются к ней! Набрасывают на нее занавески, тушат ее! Но ее корсетная лавка уже горит! Прибывают пожарные! Эту сволочь больше никто не видел!.. Ее увезли в Шарантон![45] Она осталась там навсегда! Никто не хотел ее возвращения! По Пассажу была пущена бумага для сбора подписей, что она сумасшедшая и ее невозможно выносить…
* * *
Снова настали плохие времена… Больше не было разговоров ни об отпуске, ни о рынках, ни об Англии… Наша стеклянная крыша гудела под ливнями, в галерее было не продохнуть от острого запаха прохожих и их собачек.
Наступила осень…
Я постоянно получал подзатыльники за то, что валял дурака, вместо того чтобы учиться. В школе я многого не понимал. Мой отец опять обнаружил, что я настоящий кретин. На море я подрос, но стал еще более ленивым. Я погряз в безделье. Он снова устраивал ужасные скандалы. Кричал, что я подлец. Мама опять принялась ныть.
Торговля шла очень плохо. Мода постоянно менялась. Изменились фасоны шляп, снова вернулись батистовые кружева, клиентки обкладывали себе ими сиськи, натыкали в волосы, украшали ими сумочки. Мадам Эронд спешно попыталась перестроиться. Она изобрела болеро «в строгом ирландском стиле», рассчитанном на двадцать лет. Но, увы, это было лишь мимолетное веяние! Удостоившись Гран-при, вскоре они уже использовались только для украшения абажуров… Иногда мадам Эронд так уставала, что путала все заказы, однажды она вернула нам «нагрудник», украшенный вышивкой, предназначенной для пододеяльников… Происходили грандиозные скандалы… клиентки заливались слезами и грозили судом! Ее горе не знало границ, мы возмещали все убытки, а потом следовали два месяца лапши… Накануне моего аттестата в лавке разразилось настоящее землетрясение. Мадам Эронд выкрасила в цыплячий желтый цвет ночную сорочку, которую нужно было превратить в «подвенечное платье»! Это был удар ниже пояса!.. Ужасная оплошность! Клиентка сожрет нас!.. Ведь все совершенно ясно написано в записной книжке!.. Мадам Эронд рыдала на плече моей матери. Отец первым вышел из себя!
– Ах, ты навсегда останешься такой! Ты слишком добра. Разве я тебя не предупреждал? Они доведут нас до суда! Эти
Шарантон – психиатрическая больница, называемая «Шарантон», находилась на территории городка Сен-Морис.
