для человечества.
И в подобной перспективе бен Ладен обретает ореол некоего бича Божьего для неразумных чад. Как, впрочем и иные бандиты, от Нерона до Мао.
Не зря мама говорит: не тяни ручки к огню – обожжешься. Но огонь такой красивый!
И что же? Сначала волдыри, потом понимание.
География
Культура географии
Странное соединение двух понятий. Культура, казалось бы, сама по себе, а географию оставьте средней школе и географическим факультетам.
Однако – давайте сосредоточимся. И медленно, глубоко проникнем, произнося слова: Волхов… Гатчина… Торжок… Оредеж… Новгород… Вязьма… Какая ажурная, тонкая звуковая резьба. Какой напор звуков, отлитых вековым произношением.
Приходилось ли вам стоять перед громадной картой полушарий в классе примерно пятом и упиваться синим цветом переливающихся из одного в другой океанов? А Магелланов пролив, он ни о чем не беседовал с вами? И якутский Оймякон, и Салехард, и Лебяжья канавка? И вас никогда не огорчали болота Западно-Сибирской равнины? И бесполезные Каракумы с Кызылкумами?
Позволю себе сделать категоричное заявление: общий упадок в преподавании географии в школах в двадцатом веке породил экологические проблемы, от которых мы буквально вымираем сегодня.
Тот, кто посмел санкционировать отравление Байкала и Ладоги целлюлозно-бумажными комбинатами, конечно же, никогда не перекатывал как льдинку во рту названий Кобона, Элисенваара, река Сясь, остров Ольхон, Баргузин. Кто и предположить не мог, что Родина – это не песни Кобзона, а головоломная древность и лингвистические туманы Тотьмы, Горчухи, Шахуньи, Чухломы, Сылвы, Чусовой, Ангары.
Этот озноб родовых, в костях сидящих названий, – разве может он не оледенить душу, когда с карты страны стирают деревни предков, погружая их на дно мелководий в зонах затопления?
Вятка… Ахтуба… Танганьика…
Папуа – Новая Гвинея
Это только с дивана можно разглядеть: один-единственный Миклухо-Маклай, кристально русский в данной ситуации, в утлой лодчонке удаляется от корабля к джунглям, набитым свирепыми каннибалами.
И через некоторое время возвращается целый и никем не объеденный. И русские начинают цокать языками и произносить слово «папуас» с большой теплотой и надеждой на сотрудничество.
В этой ситуации меня волнует не это странное чувство к самым далеким во Вселенной братьям по разуму (при отсутствии теплоты и надежд на сотрудничество у ближайших родственников), а способность одного человека (в данном случае Миклухо-Маклая) загипнотизировать громадный народ своим поступком, который трудно назвать героическим или сумасбродным. Поведение Миклухо-Маклая было как раз обычным, ординарным для естествоиспытателя, какими был так богат девятнадцатый век.
Так что же так поразило громадный народ?
Что?
Где
