теплой и скользкой змеей, щекочущей мочку. Никому и ни о чем не говорящее имя Пабло Гавальда витает в воздухе бабочкой с разноцветными крыльями. Выпуская тонкий хоботок, пробует на вкус вино из бокалов. Капля янтарного Альмаридо, пара капель Педро Хименеса – бабочка уже пьяна, но все никак не может насытиться. Крылья становятся липкими от виноградной сладости. Желтое мерцание свечей притягивает ее, и каждая секунда полета может стать последней.
Пьяная бабочка сладкого ожидания летает от столика к столику, все увлеченно наблюдают ее полет. Мне же хочется прихлопнуть это мерзкое насекомое. Мне холодно и тоскливо, вино только холодит кровь. Я чувствую, что Бруно обманул меня. Обманул меня и всех присутствующих в зале, включая Филиппа Второго вместе с членами королевской фамилии. Неслыханная дерзость. Только вот в чем смысл этого обмана, я до сих пор не могу понять.
В поисках смысла незаметно ныряю рукой в потайной кармашек дамской сумки из белой кожи.
Я люблю белый цвет, кстати. Цвет смерти и снега, цвет абсолютного покоя.
Мне нравится смотреть на него. Нравится вдыхать его в себя.
Пошли все к черту, мне это нравится.
Отодвигаю стул, на время покидая зал ресторана, и вдыхаю в себя белый цвет, уединившись в дамской комнате. Еще раз и еще один раз, последний. Глаза щиплет от слез – на сегодня достаточно. Оглядываюсь по сторонам и не обнаруживаю ни одного свидетеля своих манипуляций.
Возвращаюсь спустя пару недолгих минут и замечаю, что бабочек стало заметно больше. Целые тучи разноцветных бабочек летают над потолком, хлопая липкими крыльями. Они кружатся над моей головой, предвестницы несчастья. Машу руками, тщетно пытаясь их разогнать. В этот момент замечаю, как открывается тяжелая дубовая дверь, ведущая из холла в зал ресторана. Вижу себя, застывшую посреди мрачноватой темноты замка Эскориал. С удовольствием откидываюсь на спинку стула. Оставаясь незамеченной, наблюдаю. Это интересно – наблюдать за собой со стороны, это завораживает.
Мне нравятся мои руки. Они тонкие и изящные. Похожи на крылья. Особенно сейчас, облаченные в длинный, расширяющийся к запястью рукав. Волосы на голове длинные и светлые, немного спутанные, как всегда, как будто я снова забыла причесаться. Смущенно откашлявшись, приглаживаю растрепанные перья. Придуманное мое отражение все стоит посреди зала и, кстати, даже и не собирается, последовав моему примеру, пригладить волосы на голове.
Двойники, которых мы придумываем себе сами, рано или поздно становятся самостоятельными.
Рано или поздно они начинают жить своей собственной, отдельной жизнью, и даже пытаются диктовать свои правила. Я знаю, я прошла через это.
– Иди к черту, – змеиным шепотом проговариваю я вслух и слышу в ответ собственный голос придуманного мной отражения:
– Пойдем домой, Белка. Прошу тебя, пойдем. Поздно уже.
– Иди к черту и не называй меня Белкой, – снова огрызаюсь в ответ. – Иди к черту, или я убью тебя. И причешись, кстати.
Мы разговариваем,
