укрепления своей власти. Для значительной части этого региона Германия была естественным экономическим партнером и культурным образцом. С другой стороны, подчас нелегко было бы согласовать некоторые ключевые для немцев интересы с политикой, обеспечивающей поддержку на востоке Центральной Европы: как обычно, германское аграрное лобби оказалось бы самым напористым и наименее конструктивным.
Успех германского правления зависел бы от того, насколько разумно (или неразумно) немцы подошли бы к строительству своей империи. Подавляющее большинство гражданских чиновников, а также лидеры центристских и умеренно левых политических партий сознавали, что успешная империя на востоке может быть только «неформальной», вынужденной учитывать местное национальное самосознание и сотрудничать с местными элитами. Военное руководство действовало грубее и вместе с некоторыми своими сторонниками из числа гражданских лиц нацеливалось на дальнейшую аннексию. Практически невозможно угадать, каков был бы итог политических игр с участием различных группировок внутри победоносной Германии и к чему привело бы столкновение германского руководства с реалиями Восточной и Центральной Европы. С окончанием войны генштаб должен был отчасти утратить свое влияние, но всякий раз, когда стратегические интересы империи или немецкого меньшинства в регионе сталкивались бы с местными интересами – в Латвии, Эстонии и Польше, в Берлине с большой вероятностью одерживали бы верх сторонники максимально жесткой линии.
Насколько приемлемой была бы неформальная империя для населения Восточной Европы? От такого вопроса местных националистов может хватить удар – и не без причины: для поляков господство немцев в регионе означало бы серьезное препятствие для их собственных планов национального строительства, в особенности если немцы сочли бы для себя полезным поддержать украинцев в ожесточенном польско-украинском споре о судьбе Восточной Галиции. Столь же неприятна была бы победа Германии латышам и эстонцам, желавшим избавиться от засилья немецкой элиты в Прибалтике. Учитывая убыль латышского населения (как на войне, так и в результате эмиграции), целенаправленная политика немецкой колонизации могла бы даже привести к формированию в этой небольшой стране немецкого большинства. В пределах Австро-Венгерской империи победа Берлина укрепила бы австро-немецкое управление и приоритет немецкого языка в образовании и делопроизводстве, однако, если бы Габсбурги сохранили власть (а победа немцев как раз этому и способствовала бы), они не допустили бы крайних форм немецкого национализма на подвластных им землях, потому что это грубо противоречило бы основным принципам династии. Более того, для некоторых групп населения Восточной Европы (самая заметная из них – евреи) такая неформальная Германская империя была бы весьма привлекательна.
Гипотетическую Германскую империю в Восточной Европе стоит сравнивать не с
