и взглянул наверх, на воздушный город, парящий над ними. Одна из подвесных корзин качалась прямо у него над головой.
– Эй, есть там кто? – закричал он.
Все еще стоя в тени, Каулквейп смотрел на широкую мощеную улицу: в ушах у него звенело, глаза заволакивало туманом и тяжесть на сердце мешала дышать. Его взгляд блуждал по величественным зданиям, построенным специально для той или иной школы или колледжа.
– И всего этого я никогда больше не увижу, – со слезами на глазах пробормотал Каулквейп. – Скоро я стану одним из нищих на улицах Нижнего Города.
И тут у края платформы началась суматоха. Профессор Темноты вылез из корзины, когда она была подтянута к посадочной площадке. С ним был кто-то еще: босой, худой, со спутанными волосами и в оборванной одежде. На минуту Каулквейп позабыл о своем несчастье. «Кто это? – удивился он. – И почему с ним сам Профессор Темноты?»
Когда крохгоблин снова опустил корзину и исчез из виду, оставив профессора и незнакомца одних, Каулквейп вышел из тени.
– Эй, паренек!
– Кто, я, сэр? – заикаясь, спросил Каулквейп, выронив все свои свитки.
Профессор Темноты оглядел его с головы до ног.
– Да, ты, – сказал он. – Помоги-ка поставить Пр… э-э… моего друга до Школы Темноты и Света и э-э…
– Конечно, сэр. Сейчас, сэр, – ответил Каулквейп, взваливая молодого человека на спину.
– Я надеюсь, ты умеешь держать рот на замке? – спросил профессор, показывая дорогу. – Я не хочу, чтобы ученые своими сплетнями беспокоили моего друга.
– Д-да, – тихо пробормотал Каулквейп.
Профессор устало взглянул на него и спросил:
– Как тебя зовут, паренек?
– Каулквейп, сэр, – ответил тот, – младший служка Санктафракса.
– Младший служка Санктафракса, – повторил профессор, сузив глаза. – Из Нижнего Города, судя по виду. Могу поспорить, у тебя богатый отец, член Лиги.
Они почти подошли ко входу в школу. Каулквейп кивнул:
– Да, сэр. Мой отец является членом… – он поправился, – был членом Лиги, сэр.
– Очень хорошо, очень хорошо, – рассеянно ответил профессор.
Они подошли к парадным дверям Школы Темноты и Света слишком скоро для Каулквейпа.
– Спасибо, паренек, – поблагодарил профессор, помогая полубесчувственному Прутику ступить на порог. Массивные кованые двери захлопнулись за ними.
Каулквейп остался стоять на улице в одиночестве и чувствовал себя абсолютно потерянным. И что теперь? Он повернулся и побрел назад тем же путем, что пришел. Сколько ему оставалось быть здесь? День? Неделю? Может, больше, а потом его выгонят, и вместе со своими жалкими пожитками он влезет в корзину, чтобы отправиться обратно в Нижний Город навсегда.
– Ну, Каулквейп, – сказал он себе, – ты найдешь самый темный,
