вздохнула кондитерша, и ее пальцы вновь очертили круг. – Не к добру это. Может, спуститесь в зал и выпьете кофе? До открытия далеко.
Я осторожно одернула платье. Юбки немного замялись, но, увы, на то, чтобы переодеться в другой наряд, уже не оставалось времени.
– До полудня, конечно, далеко, но у меня есть и другие дела, – покачала я с сомнением головой. – Надо сперва зайти к парикмахеру, потом напомнить управляющему, чтобы он отправил письмо Хаммерсонам. Если арендную плату за ферму задержат еще на месяц, боюсь, нам придется расторгнуть соглашение. Да и кофе не слишком полезен для моего слабого сердца… Где шляпка с вуалью?
– Владелица кофейни, которая сама никогда не пьет кофе! Расскажешь кому – и не поверят, – улыбнулась миссис Хат, подавая мне черную широкополую шляпку. Семидесятидневный траур по покойной графине я уже растянула вдвое и не собиралась пока прекращать, хотя некоторые знакомые начали снисходительно посматривать на меня.
Пускай. Леди Милдред была достойна даже большего, чем четыре с половиной месяца траура.
– Не вздумайте раскрывать мои секреты, – шутливо пригрозила я кондитерше, закрепляя шляпку шпильками. Ох, уж эта мода… – Боюсь, для общества столь неожиданное развенчание представлений об обычных хозяйках кофеен станет слишком сильным ударом. Где шаль, миссис Хат?
– Внизу, на кресле, я думаю. Не лучше ли спросить Мадлен? Мэдди, ласточка моя, где шаль леди Виржинии? – крикнула кондитерша в коридор, приоткрыв двери.
Внизу что-то упало, а потом дробно застучали каблучки.
– Не стоило ее отвлекать, – только вздохнула я и, поправив шляпку в последний раз, быстро вышла из комнаты. – Внимания Мэдди, увы, хватает только на что-то одно… Боюсь, очередной чашке конец.
Что правда, то правда – посуды по вине нашей маленькой актрисы было попорчено немало. Но тем не менее Мадлен была совершенно замечательной девушкой – старательной, веселой, живой. Бронзовые кудряшки вечно плясали вокруг лица, колоколом вздувалась от бега коричневая юбка. Мэдди часто смеялась… но беззвучно. К нам, в кофейню, она попала уже немой, общалась только знаками, хотя грамоту – удивительно для девушки ее происхождения – знала преотлично и вдобавок умела писать красивым, округлым почерком.
Нам почти ничего не было известно о прошлом Мадлен, кроме того, что она приехала в Бромли, столицу, два года назад в надежде стать актрисой. Устроилась в одну из бромлинских трупп и вроде бы даже имела успех, но тут судьба окончательно отвернулась от нее. В одну из ночей после премьеры театр вспыхнул как спичка, а Мэдди нашли в подсобке, в подвале, избитую до неузнаваемости и со странными ожогами на ногах и на спине.
Тогда же у нее пропал и голос.
Впрочем, сейчас Мадлен уже нисколько не сожалела о своей несостоявшейся сценической карьере и была вполне довольна местом разносчицы в одном из самых дорогих и элитарных кофейных салонов Бромли.
Мэдди встретила меня на нижней
