капитану задал, что тот едва ноги от ворот уволок.
– Ну, что же дальше? – спросил Василий Иванович, с аппетитом потягивая с дороги теплый сбитень.
– Суд да дело пошло… В духовном правлении моему-то плетей изрядную толику всыпали, да в Александровский монастырь под начало послали.
– Это, матушка, дело не хвалю.
– Какой уж хвалить, ваше превосходительство… С малыми ребятишками я одна осталась… Спасибо прихода не лишилась, из соседней церкви отец Николай, на покое при сыне живет, службу справляет, да и то беда, подаяниями добрых людей перебиваюсь.
– Ну, вот я тебе постояльца привез, сына, солдат он; да в казарме ему спать не сподручно, горенку-то чистую найдешь?
– Найду, ваше превосходительство, как не найти… В доме-то четыре горенки, любую пусть выбирает их благородие.
– Выберем, выберем, время терпит… По твоему горькому сиротству плата тебе будет два рубля в месяц с услугой, муку, крупу, живность из деревни присылать буду… Коли хочешь – по рукам, коли нет – от ворот поворот.
– Как не хотеть, благодетель, ваше превосходительство! – Марья Петровна повалилась в ноги Василию Ивановичу.
– Вставай, вставай, кажи горницы… – встал из-за стола Василий Иванович и в сопровождении Марьи Петровны и сына, уже допившего свой сбитень, начал обозревать маленький одноэтажный домик отца Иллариона.
Он состоял из четырех комнат и прихожей, кухня отделялась широкими сенями. В эти сени вела одна дверь из прихожей, а другая из угольной комнаты, занимаемой спальней. Последняя была наглухо заколочена. Выбор Василия Ивановича остановился на этой задней комнате, он приказал открыть дверь в сени и заколотить ведущую в другие горницы.
– Вот и будет особняк, ни ты им мешать не будешь, ни они тебе, – обратился он к сыну.
Тот отвечал покорным наклонением головы.
Все его мысли были о том близком уже теперь дне, когда он наконец станет настоящим солдатом.
– Так вы все и сделайте… Сегодня да завтра, за два дня исподволь… Нынешнюю ночь уж мы переночуем в большой горнице, – сказал Василий Иванович Марье Петровне.
– Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано в точности.
Четверо ребятишек, два мальчика и две девочки, всюду по пятам следовали за матерью, держась за ее юбку. Довольный покорностью хозяйки-матери, Василий Иванович раздал им по грошу.
– Нате вам, пострелята, на сласти…
– Поцелуйте ручку у дедушки, – сказала Марья Петровна. Дети отвечали дружным ревом.
– Не надо, не надо… – замахал рукой старик Суворов и снова возвратился, в сопровождении Марьи Петровны и сына, в большую горницу.
– Еще горяч… – тронул он рукой дорожный чайник со сбитнем и налил себе стакан. – С кибиткой-то управились? – бросил
