замечаю я ему от природной вежливости. – Ты мне поговори еще. Может, я тебя после смены с вахты и прощу от сердца беззлобного! Но! Не обещаю, что ничего к тебе не затаю.
– Ладно! – говорит эта рожа, растягиваясь в ширину от удовольствия. – Заметано. Эти сутки гнием вместе. К ДОФу в патруль по блату пойдешь. Там с утра артисты ожидаются, вот ты их и встретишь, и проводишь, чтоб они на свежем воздухе сразу же не рехнулись.
И я отправился с утра к ДОФу. А солнце, мороз, снег, погода минус пять, тишь до горизонта, потому что десять часов утра и – никого. Бабы еще не проснулись, а в поселке никто в шинелях не шляется – на флотах ощущается боевая учеба.
Я простоял до одиннадцати – ни души. Собака вдалеке пробежала наискость через двор и все.
В полдвенадцатого на пригорке показался автобус. Они! Артисты!
Я изготовился, шинель поправил, грудь выпятил и патрульных своих между тем подтянул.
Автобус подъехал, развернулся и остановился. Постоял, потом дверь у него неторопливо открылась и нерешительно так сначала какая-то мордочка остренькая, без намека на половую принадлежность, из него высунулась, назад спряталась, а потом осторожненько вылез первый, за ним второй и еще, еще…
Вид у них был такой, как будто они на Луну попали.
Их, видно, часа четыре по нашему безмолвию тащили и они ни одного человека в окошко не видели, а тут их привезли в поселок, и здесь – опять никого, даже птицы не летают, если не считать меня и двух моих абреков.
Они до того обомлели, что все по очереди подошли и сказали мне «здрасти!»
А старпом мне на это потом заявил:
– Это как раз и понятно. Тебя после города вывези в степь, и сам не заметишь через полчаса как начнешь озираться, прислушиваться – чу! стук копыт? – не идут ли хазары. Что? Сильно обкакались? Ну, это ничего. Это моется.
– Вам бы, Андрей Антоныч, только смеяться.
– А чего! Блядь! Представляю себе их глаза, не говоря уже о желудке! Так говоришь, здороваться сразу же полезли? Хе!!! Эх, их бы сутки по сопкам повозить, они б тебя целовали. Ой! Не могу! Уйди!
И я ушел.
Вот! Никому не мешал, спиной шел.
То есть я хотел сказать, что шел я по зоне, а машина начальника штаба подобралась ко мне со спины. Подобралась, и тут я услышал:
– А что, товарищ офицер, теперь уже честь отдавать не положено?
– Почему не положено, товарищ контр-адмирал, – замечаю я, развернувшись, – просто со спины я вас не успел заметить.
– А что, я у вас между ног болтаюсь, что со спины меня не заметно?
На это я не нашелся чем возразить, просто не успел себе это стереометрически представить, а потому был посажен в машину и отвезен на губу.
По гарнизону стоял опять наш Витька-штурман, но на этот раз обошлось без его глупостей, то есть увидел он начальника штаба флотилии и превратился в живое усердие и служебное рвение – бегом доложил.
Потом, когда все разъехались,
