ему свободу, и он просто пойдет своей собственной тропой, и вам уже не нужно будет бояться, конечно, если вы его не спровоцируете.
Зима приближалась. Еще пару недель, и все вокруг накроет пушистым белым одеялом. Зимы в наших краях длились почти восемь месяцев. Сугробы поднимались выше человеческого роста, пронизывающие ветра сдирали с тебя кожу, а деревья склонялись под тяжестью снега словно подвыпившие старики в баре. Охотник говорил, что со времен Большой Глупости с каждым годом зимы становились все холоднее и снега выпадало все больше. А летом, наоборот, жарко, как в тропиках. Но если уж ты пережил белое безмолвие, то становился еще сильнее и злее. В наши времена люди не живут так долго, как до Большой Глупости, да и стареют быстрее, но, по крайней мере, погибают от ураганов и засухи, а не от неведомых болезней и бомбежек. Природа честна с нами.
Шел дождь, а Охотник заставил меня рубить дрова. Не самая легкая работа, а еще и топор у нас был тупой. Я выругалась, когда скользкая рукоятка выскочила из рук, и швырнула застрявший топор вместе с поленом в кучу дров.
– Да что это за топор! Я бы дохлым кроликом и то быстрее нарубила!
Охотник сидел под навесом и чистил винтовку. На охоту идти собирался.
– Почему ты меня с собой никогда не берешь? Я помогу оленя разделать и мясо дотащить.
Он даже головы не поднял.
– Ты хочешь замерзнуть до смерти?
Я откинула с лица мокрые, прилипшие волосы, а дождь зарядил еще сильнее. Земля размокла, мои ботинки увязали в грязи. Мне их Охотник принес весной, сказал, что они из могилы. Какой-то мальчик из Долстона зимой умер. Я спросила, почему на них кровь, а он объяснил, что у мальчишки были больные легкие. Я отмывала ботинки в ручье, пока всю кожу на ладонях не стерла.
– Нет, – ответила я. – Не хочу я замерзнуть.
Охотник прикрутил прицел.
– Элка, у каждого из нас своя работа. Даже у этой винтовки.
Мне она всегда нравилась. Такая длинная, черная и блестящая. А дуло длиннее, чем моя рука. Охотник учил меня, как правильно ее держать, вот только пострелять ни разу не дал. Сказал, что отдача плечо из сустава выбьет.
Он поставил на место затвор и подергал несколько раз. Тот скользил, как по маслу.
– А где ты взял винтовку? – спросила я и прикусила язык. Не задавай вопросов, таковы правила.
Однако охотник не рявкнул на меня как обычно, а просто опустил винтовку и начал наполнять магазин пулями. Самодельными, конечно.
– У одного русского во время Второго Конфликта, – ответил он, глядя на не меня, а на винтовку. – Я ему взамен свою старенькую «М-16» оставил. Из нее его и пристрелил. А это у меня Драгунов. Запомни девочка: если есть возможность – пользуйся лучшим.
Я подняла полено с застрявшим топором и попыталась вытащить его. Другого у нас не было, а рубить дрова ножом и молотком совсем неудобно.
– Так ты участвовал в той войне?
