комнату, а затем звук захлопнувшейся двери. Я вздохнула и снова наклонилась к буфету. Звук работающего телевизора раздражал меня больше обычного. Мама в последние дни только тем и занималась, что сидела перед телевизором, и я с трудом удерживалась, чтобы не заорать на нее, ведь чем меньше она двигалась, тем сложнее ей было это делать. Именно поэтому я старалась каждый день выполнять физические упражнения. Да, я прикована к инвалидному креслу, но я не хочу всю жизнь быть в роли вечного пленника. Иногда мне казалось, что я живу в проклятом доме, где обитают призраки или ходячие мертвецы.
Я пыталась рассмотреть, что находится в глубине буфета. Там обнаружился прямоугольный сверток – на первый взгляд это могла быть выкройка, – который завалился за один из ящиков и оказался зажатым между ним и стенкой буфета. Прижав лоб к передней части буфета, я наклонилась и, вытянув руку, ухватила уголок свернутой бумаги и принялась тащить, пока не извлекла сверток. Откинувшись на спинку кресла, я взглянула на свою находку, и на моих губах появилась улыбка.
– Элеонор! – крикнула я и стала ждать. Наконец дверь ванной открылась, и я услышала торопливые шаги сестры, когда она сбегала вниз по лестнице.
– С тобой все в порядке? – спросила она. Она зарумянилась от холодной воды, которую, видимо, плескала в лицо, но ей не удалось скрыть покрасневшие и опухшие глаза.
– Смотри-ка, что я нашла. – Я передала ей выкройку.
Судя по тому, как смягчилось выражение ее лица, Элеонор тоже ее узнала.
– Это же мой костюм, – тихо произнесла она.
Действительно, это была выкройка из Vogue, которую мы раздобыли в магазине тканей в качестве подарка сестре к четырнадцатилетию – классический женский костюм с придуманным Шанель силуэтом – юбка-карандаш и рукава длиной три четверти. Этот костюм предназначался для ее первого собеседования в Джульярдской школе искусств, и я собиралась сшить его для нее, когда она станет достаточно взрослой, чтобы надеть, а я буду достаточно взрослой, чтобы использовать швейную машинку матери. Мы купили ее примерно за месяц до гибели отца, после которой Элеонор закрыла крышку пианино и перестала мечтать.
– Не могу поверить, что она еще сохранилась, – сказала сестра, крепко зажав выкройку в руках. Она смотрела на меня в смятении, не понимая, хочу ли я просто поделиться воспоминаниями о прошлом или намеренно напоминаю ей о несбывшихся мечтах, которые разлетелись, как конфетти из хлопушки.
– Между прочим, прекрасная выкройка, – заметила я. – Особенно если использовать более современную ткань. Клетчатые костюмы такого цвета нынче не в моде.
Мы смотрели друг на друга, и улыбки постепенно исчезали с наших лиц, словно мы одновременно поняли, что в последний раз согласие между нами было в тот самый день, когда мы поехали, чтобы проверить, кто сумеет выше забраться на старый дуб.
– Не думаю, что она может пригодиться, – сказала она. – Если ты
