style="font-size:15px;"> Я никогда не видела, чтобы человек так быстро собирал волю в кулак, концентрировался и преображался. Только что был раздавлен горем, растерян и подавлен, а теперь полностью владел собой. У него и взгляд изменился: вместо затравленного – решительный и острый. Он посмотрел на меня, оценивая, гожусь ли я в лекари «существу дорогому самому».
– Берите за полы, а не за рукава, – приказала я, клацая зубами от холода.
– Что такое полы?
Я взяла его руки и пристроила одну ладонь у ворота моего «прощай, пальто», другую – в конце застежки. Сама точно так же, симметрично, встала с другой стороны. Перекинула свою сумку че рез голову за спину – как санитарка времен войны – и взялась за носилки:
– Пошли!
Через некоторое время мы приноровились идти в ногу. Я уже не дрожала от холода – пыхтела от тяжести и боялась поскользнуться, упасть.
Было не исключено, что с той же легкостью, с которой хозяин Рэя приходил в себя, он мог впасть и в истерику. Поэтому я посчитала нужным отвлекать его разговорами, пока мы шли к моему дому.
– Сколько лет вашей собаке?
– Полтора года. Если быть предельно точным, то год и семь месяцев.
О чем же его еще спросить? Ладно, будем как с людьми.
– Чем Рэй болел в детстве?
– Он ничем не болел.
– Значит, лекарств никаких не принимал, и вы не знаете, есть ли у него аллергия, например, на антибиотики?
– У собак бывает аллергия?
Я понятия не имела, но ответила с уверенностью:
– Безусловно. Прививки ему делали? Какие именно? Так, хорошо.
Меня интересовала прививка от столбняка. Бывает ли столбняк у животных? Если бывает, то Рэю таковая пригодилась бы – он порядочно извалялся в грязи. Осталось спросить о хронических недугах родителей собаки. Туберкулез, диабет, сердечная недостаточность, паранойя. Паранойя будет у меня, если я стану лечить не людей, а собак. Пора менять тему.
– Вы разговариваете с Рэем не по-русски, я заметила.
– По-испански.
– Почему?
– Э-э-э… – Он замялся, споткнулся, и собака тихо взвизгнула от боли. – Извини, чико, извини, малыш, все о'кей.
– Скулит, значит, в сознании, – сказала я, – нет болевого шока. Мы уже почти пришли. Только бы лифт работал, я живу на восьмом этаже.
Лифт, к счастью, работал. Мы вошли в квартиру и протиснулись с ношей на кухню.
– Кладем на пол, – командовала я. – Осторожно!
Я быстро разложила обеденный столик, увеличив его площадь в два раза, накрыла клеенкой.
– Поднимаем, аккуратно, на счет «три». Мы присели, я оказалась у головы собаки. Полуживая, она все-таки наводила страх.
Выкатила на меня карий глаз и булькающе зарычала.
– Меняемся, – я снова встала на ноги, – вы – к голове, я – к хвосту.
– Что?
Он постоянно меня переспрашивал.
– Если вы умственно отсталый, –
