чистить собаку. Площадь ранения была огромной – кривой разрез шел от передней лапы, спускался вниз к животу и снова поднимался почти до хвоста. Очень мешала шерсть, которая лезла в рану.
– Надо состричь, – сказала я и достала из стола двое ножниц.
Вторые я вручила хозяину. Он пришел из ванной чистый и даже причесанный. Первым щелчком лезвий я срезала ярлык на футболке – сам он не решился нарушить магазинную девственность чужой вещи.
– Начинайте от хвоста, – велела я, – примерно на пять сантиметров от края раны; стригите как можно короче, ближе к коже. Мне кажется, нам не мешало бы уже познакомиться, – говорила я, склоняясь над собакой. – Состриженную шерсть складывайте вот сюда, на салфетку. Как вас зовут?
– Серж, то есть Александр.
– Понятно. А меня Катя, то есть Юля. Не волнуйтесь, ему не больно, он спит после укола.
Александр подстригал очень тщательно, но медленно.
– Так мы провозимся до утра, – поторопила я.
Он держался молодцом, но по нахмуренному виду, слегка дрожащим пальцам можно было догадаться, что он предпочел бы свалиться в обморок. Надо отвлечь его разговорами.
– На преддипломной практике, – болтала я, – у нас был забавный пациент на плановую операцию – это значит не срочную, а по очереди, – операцию по поводу варикозного расширения вен на одной ноге. Назначили ему день и велели предварительно побрить ногу – дядька был очень волосатый.
Приходит он ложиться в больницу, а в приемном покое обнаруживают, что у него грипп, и, естественно, отправляют домой. Через две недели он снова является, ногу опять побрил и пришел сдаваться. Но тут на его, извиняюсь, ягодицах рассмотрели фурункул. Операцию снова отложили. Еще через неделю, когда он третий раз пришел, в больнице объявили карантин, плановых больных не принимали. Потом отказывали ему в операции из-за стоматита, из-за просроченных анализов и еще я уж не помню почему. Словом, так он бродил туда-сюда несколько месяцев и, наконец, не выдержал. Врывается как-то в ординаторскую с жуткими проклятиями. Расстегивает брюки рывком, спускает их и начинает трясти своей голой ногой. Я, кричит, полгода ее брею как умалишенный, надо мной жена смеется, мне в баню пойти стыдно, на пляже раздеться не могу. А сколько пены для бритья перевел! Мы сначала ничего понять не могли, потому что очистить операционное поле, то есть побрить пациента перед операцией, – дело медсестры. Потом только догадались, что она решила облегчить себе жизнь и велела ему брить ногу. Чем он полгода и занимался.
– Очень забавная история, – сказал Александр совершенно серьезно, даже не улыбнувшись из вежливости. – Кажется, я плохой вам помощник, медленно у меня работается. Правдиво сказать, впервые вижу открытую рану, и мне эмоционально.
О реакции будущих медиков на вспоротые тела я бы тоже могла рассказать немало историй, но Серж-Александр, похоже, с юмором был не в ладах. Как и с русским языком.
Когда я закончила хирургическую промывку и обработку раны,
